«Какой ужас! Что же делать? Что теперь будет? Как вернуться домой? Все пропало!», – так подумал бы любой заяц, или бурундук, или белка, или мышь, или даже бобер.

Но не Папа Бобер. Он-то знал, что недалеко, там, где Предлинная Река делает поворот, с берега в воду выходит длинная и крепкая коряга. Это даже не коряга, а корень большого куста. Папа Бобер зацепится за корень и дождется, когда поток ослабнет. Вот так, все очень просто.

Но что ему кричали?

«Открыть человека»? Но человек – не дверь, и какой такой человек?

«Завязать рот»?

«Развязать канат»? Зачем, когда, почему?

Забыл Папа Бобер свое правило никогда не забултыхиваться. Глубоко задумался Папа Бобер. И пропустил тот поворот, где можно было уцепиться за корягу! Дальше Река стала совсем незнакомой для Папы Бобра. Слишком высоко поднялась вода, слишком быстро она неслась. Не подплыть к берегу на повороте! Не уцепиться за камень или ветку! Не дает поток плыть в одном направлении. Крутит и вертит Папу Бобра, несет его куда-то прочь из Леса.

– Ну и ладно, не больно-то и хотелось, – сказал себе Папа Бобер. – Не будем забултыхиваться.

Действительно, чего забултыхиваться? Вода через плотину сейчас потечет. Запасами на зиму забита вся хатка. Сынок Бобренок и младшая Сестренка Бобренок играют без него. А сам Папа Бобер давно хотел куда-нибудь попутешествовать. Хотел попасть куда-нибудь за пределы Леса. Надо, конечно, разобраться с этим завалом, чтобы потом безобразий таких не было, но и здесь не о чем беспокоиться – поток сам принесет его к завалу.

"А принесет ли?", сказал сам себе Папа Бобер и поднял голову.

Он уже лежал на воде кверху пузом, позволяя потоку воды нести его. Папа Бобер заложил руки за голову, и рассматривал дальние тучки, которые очень походили на снеговые. Хотя еще была осень, и рано для снеговых туч.

Высокий Филин говорил про два завала на Реке. Папу Бобра тащило потоком, который образовался после того, как Предлинная Река прорвала первую запруду. Но что будет, когда водяной поток ударится о второй завал? Будет тоже самое, когда Предлинная Река в полдень ударялась о плотину Папа Бобра. Вода побежит назад, и куда вынесет Папу Бобра не понятно: может быть в левый приток, может быть в правый ручей, может быть закрутит посередине Реки до самых холодов да так, что Папа Бобер вмерзнет в лед. Надо домчаться до завала раньше, чем об него ударится водяной вал!

Тогда Папа Бобер перевернулся на живот, развернулся носом вперед, что есть сил заработал хвостом и зарычал, словно маленький мотор. Место, где можно было разогнаться, было полно, и Папа Бобер разгонялся-разгонялся-разгонялся. Он разгонялся и посматривал по сторонам – нет ли на берегу зайцев. Если на берегу будет заяц, то можно вильнуть поближе к берегу, крикнуть что-нибудь обидное, и мчаться дальше с зайцем наперегонки… Ну, хорошо, крикнуть не обидное, а что-нибудь страшное, типа «Йеетти!», или что-нибудь беззаботное, типа «Шагом марш!».

Долго ли коротко ли, коротко ли это продолжалось, но вдруг наступила тишина, а Папа Бобер во что-то врезался. Это был второй завал.

– Ого-го-го! – воскликнул Папа Бобер, потирая лоб. – Ничего себе катка!

«Катка» на бобрином языке означала гонки во время игры.

А как же происшествия и приключения на его пути?!

Происшествия и приключения, конечно, были, но Папа Бобер так мчал, что проскочил мимо всех неприятностей и бед.

Папа Бобер огляделся и увидел, что вокруг много лягушек. Обычные маленькие лягушки, меньше даже Сестренки Бобренка.

Лягушки сидели на стволах деревьев, на грязных ветках у завала, в воде перед завалом, высунув из воды только глаза. Глаза смотрели на Папу Бобра и неожиданно часто моргали.