Наконец, их путешествие подошло к концу: как-то удивительно рублено они свернули с широкого проспекта возле здания, выкрашенного явно ко дню города в светло-желтый цвет, увенчанного гипсовым шпилем, с которого явно совсем недавно сняли профиль вождя пролетариата; по усеянной листьями и ямками асфальтированной дороге попетляли немного среди одинаковых, словно прикрывших плотными занавесками глаза, домов, и наконец остановились. Елисей и Григорий вздохнули. Для обоих начиналась новая жизнь.

Наконец, оба выбрались из автомобиля. Кот и человек, плечом к плечу: один стоя на осенней дороге, другой – сидя на капоте машины. Серое небо с нависшими тучами, словно недвижимый клубок ваты, темные стены построенной пару десятилетий назад многоэтажки. Елисей искоса взглянул на парня. Григорий явно был сильно взволнован. И не зная, как приободрить своего нового друга, он просто мягко потрогал лапкой ладонь Григория.

– Спасибо, дружище, – скованно улыбнулся он, и с деланной энергичностью стал выгружать немногочисленные баулы из багажника.

Кот с любопытством огляделся. Не сказать, что его новый двор (да-да, дорогой читатель, его: не страдая излишней скромностью, наш герой уже приглядел себе пару уютных скамеек) сильно отличался от старого: уже сухая трава вперемешку с широкими листьями лопуха покрывали большую часть площади, но а в углу вместо раскидистого тополя торчал, абсолютно неприлично и вызывающе, гигантский куст с уже давно скукожившимися цветами, меж ветвей которого торчал… укроп.

Глаза Елисея распахнулись. В Н. укроп был абсолютно нормален, слегка противен на вкус, но вполне съедобен – не раз Елизавета Алексеевна, весьма любопытная старушка из третьего подъезда, угощала кота своей фирменной ухой, из которой торчала рыбья голова, щедро сдобренной зеленью. Однако от этого устрашающе шелестящего высохшими соцветиями веяло опасностью, даром что он был не такой уж и огромный. Толстый стебель казался идеальным для того, чтобы приготовить из него духовое ружье, а то и австралийский диджериду – и трубить в него о смерти врагов, и никак не меньше.

Заинтригованный, Елисей, двинулся было в сторону загадочного соседа, однако резко остановился. Из подвала на него сверкнула пара зеленых глаз.

Конечно, как и всякий институтовец, Елисей пренебрежительно фыркал, когда кто-то в его присутствии упоминал сомнительную литературу про вампиров и оборотней, но сам втихую как-то прочитал целый том, оставленный незадачливой первокурсницей на подоконнике, и чрезвычайно впечатлился. Потому то, зная, что никаких вервольфов на свете нет, Елисей тем не менее подпрыгнул в удивлении, выгнул спину и прижал уши. В его сторону раздалось ехидное мяуканье, и кот раздосадованно отвернулся. Конечно, здесь уже жила местная компания. Наверняка разбитные, рисковые, очень уличные – и ловкие коты, ему придется вливаться в их коллектив, а он показал себя не с лучшей стороны самым наипервейшим образом.

– Ну где ты там? – голос Григория вырвал кота из печальных дум, и Елисей потрусил навстречу другу.

Затхлый воздух подъезда защекотал ноздри. Поднявшись на третий этаж, вся честная компания, состоящая из наших добрых знакомых и двух чемоданов, оказалась в однокомнатной меблированной квартире. Дверь скрипнула, закрываясь.

– Ну что, за дело? – Григорий потер руки, и деловито подхватил сумки. Елисей только хмыкнул. «И зачем ему скрывать свой страх нового места?» – рассуждал он про себя.– «Эти люди такие странные. Зажимают в себе пружины напряжения, закручивают до предела винтики лицевых мышц, лишь бы натянутая улыбка грустно взирала на окружающий мир, а потом срываются в своей пассивно-агрессивной манере, швыряя газетами в добропорядочных котов,» – Елисей аж поморщился, вспоминая, как внучок той самой Елизаветы Алексеевны шугал окрестных котов, когда девица, за которой он ухлестывал, дала ему от ворот поворот. – «Нет бы выплакаться, поныть в подушку, а самое лучшее, в близкого друга,» – сам того не заметив, Елисей подошел к мутному зеркалу, с мутными разводами и глазами встретился с Григорием. Очевидно, на сей раз человек его услышал.