– Если ты осмелишься сделать шаг без моего позволения, то я тебя отдам на ужин моей Луизон.

Эта угроза произвела такое сильное впечатление, что офицер стал послушнее и смиреннее овечки.

– Увы! Всемогущий господин, сдерживайте вашу тигрицу, а иначе мне грозит неминуемая смерть!

И действительно, Луизон, давно не евшая свежего мяса, сильно проголодавшись, кружилась около индуса, весьма недвусмысленно поглядывая на него. Она находила его аппетитным: не очень жирен, не очень худ, но нежный, откормленный и как раз в соку. По счастью, Коркоран успокоил его насчет намерений Луизон, а затем спросил:

– В каком ты чине?

– Я поручик! – отвечал индус.

– Проведи меня во дворец государя Голькара.

– С вашей… подругой? – спросил индус нерешительным тоном.

– Черт возьми! Неужели ты думаешь, что я стыжусь своих друзей, когда являюсь во дворец?

«О Брахма и Будда! – размышлял в этот момент индус. – Какая досада, что мне пришла в голову нелепая мысль сделать выстрел по этому пароходу, вовсе ничего дурного не замышлявшего! Для чего мне было спрашивать имя прохожего, который мне ничего не ответил? О Рама, непобедимый герой, ниспошли мне на время твою силу и твой лук, чтобы я мог пронзить стрелами эту Луизон, или ниспошли мне твою быстроту, чтобы я мог улепетнуть мгновенно к себе домой».

– Ну что же? Покончил ты со своими размышлениями? – спросил Коркоран. – Луизон может потерять терпение.

– Но, господин, – возразил индус, – если я вас приведу во дворец государя Голькара с тигрицей, следующей по пятам за вами, или, увы, лучше сказать, за моими пятами, то Голькар прикажет отрубить вам голову.

– Ты так полагаешь?

– Полагаю ли я! Еще бы мне не быть в этом уверенным! Ведь Голькар не приступает к вечерней молитве, пока не посадит на кол пять или шесть человек в течение дня.

– Ах, так вот оно что! Этот Голькар мне нравится… Я принял окончательное решение, посмотрим, кто из нас двоих посадит другого на кол.

– Но, господин, он неизбежно прежде всего посадит меня.

– Однако довольно, поговорили! Иди вперед, а иначе будешь иметь дело с Луизон.

Эта угроза придала энергию индусу. Да и, кроме того, он вовсе не был уверен в том, что Голькар посадит его на кол, а между тем в десяти вершках расстояния от себя он видел когти и зубы Луизон.

В силу этого он снова обратился с молитвою к Брахме, отцу всех тварей, и быстро зашагал по направлению к дворцу. Коркоран шел вслед за ним, а около него весело подпрыгивала Луизон, ласкаясь, как борзая собака. Благодаря такой свите Коркоран без труда вошел во дворец. Все уходили подальше от него. Но когда они подошли к подножию той башни, в которой находились Голькар с дочерью, индус решительно отказался следовать далее, сказав:

– Господин! Если я поднимусь вместе с вами, смерть моя неизбежна. Прежде чем мне удастся произнести хотя бы одно слово в свое оправдание, голова моя будет уже отрублена. Вы также, господин, если будете настаивать на осуществлении вашего дерзкого намерения…

– Хорошо, хорошо! – возразил Коркоран. – Голькар во-все не такой злой, как ты говоришь, и я уверен, что он ни в чем не откажет моей подруге Луизон. Что касается тебя, это иное дело!

– Господин! – смиренно отвечал индус. – Да будут с вами Брахма и Будда!

После этих слов он быстро исчез. Коркоран поднялся тотчас на верх башни, куда вела лестница в двести шестьдесят ступеней, к самой террасе, где сидел государь Голькар с дочерью, безмолвно всматриваясь в долину Нербуды.

Луизон шла впереди своего господина и первая появилась на террасе. При виде ее испугавшаяся Сита громко крикнула от ужаса, и Голькар, быстро вскочив, выхватил револьвер из-за пояса и выстрелил в Луизон.