– Мы с вами, как истинные детективы, должны раскрыть преступление в оставшиеся три дня. И первая улика, которую мне удалось обнаружить – записка! – миссис Лэйтон вышла из-за дверцы, размахивая своей находкой. Листок был оставлен под подушкой и не был замечен мистером Эглингтоном лишь потому, что исчезновение диадемы потрясло его до глубины души, и в первые несколько минут он вообще ничего не видел.

Шепот и обсуждения прекратились, и все присутствующие с любопытством уставились на миссис Лэйтон. Даже хозяин дома удивленно поднял голову и округлил глаза.

– Не томите, дорогая, – сказал мистер Лэйтон, улыбаясь.

Миссис Лэйтон послушно развернула свернутый вдвое маленький квадратный клочок бумаги и выразительно прочла вслух:

– Игра началась!

Сэр Себастьян спустился к гостям только к обеду. И хотя спал молодой человек крепко и долго, выглядел он довольно разбитым. Отчасти причиной плохого состояния было чувство вины, которое он начал испытывать сразу, как узнал о пропаже диадемы. Он убивался, извинялся, говорил, что совершенно не хотел спать, но почему-то уснул, что такое физическое состояние абсолютно ему не свойственно, и так далее, и тому подобное. И даже после того, как ему объяснили, что его вины в том нет, что он пал жертвой обстоятельств, что его усыпили сильнодействующим средством, а мистер Эглингтон лично попросил прощения за то, что втянул своего гостя в такую авантюру, сэр Себастьян едва ли мог сдерживаться. Он чувствовал себя караульным, уснувшим у стен тюрьмы в ночь спланированного побега заключенных, о котором к тому же было известно заранее. Однако, несмотря ни на что, все же не утратил вечно присущей ему бодрости духа.

– Как вы себя чувствуете, Себастьян? – спросил мистер Лэйтон.

– О, ощущения, будто всю ночь пил, – отозвался сэр Себастьян и рассмеялся. – В целом чувствую себя здоровым, благодарю. Но голова тяжелая, будто пил долго, много и вперемешку.

– А разве вы не пили вина? – поинтересовалась миссис Лэйтон и покосилась на доктора Морена, чтобы убедиться, что это не вызвало его негодования. Нетерпение терзало ее пуще остальных, и она без долгих вступлений сразу перешла к делу. Профессор никак не изменился в лице и продолжал спокойно и сосредоточенно взирать на сэра Себастьяна.

– Нет, в том-то и дело! Я вообще не пью вина. Уже много лет. Ни вина, ни какого-либо другого алкоголя.

Гости переглянулись между собой, но никто не сказал ни слова. Повисла пауза. Все взгляды устремились к бледному хмурому лицу хозяина поместья.

– Себастьян, кхм… – начал он упавшим голосом со скопившейся от долгого молчания хрипотцой, но, откашлявшись, продолжил уже более уверенно: – Этой ночью, почти сразу после того, как мы с вами расстались у дверей спальни, произошли некие события, после которых, как вы уже знаете, пропала диадема. Мы весь день обсуждаем детали… кхм… инцидента и пытаемся найти стройное объяснение тому, как это могло случиться. Но коль скоро вы с нами, хотелось бы услышать, как все происходило на самом деле, так сказать, из первых уст. Добавлю, что пока вы спали, мы уже опросили всю прислугу и теперь хотели бы послушать ваш рассказ.

– Но… Я практически ничего не помню… Да и вроде бы ничего не происходило! – заявил сэр Себастьян, разводя руками.

– Что значит, ничего не происходило?

– То и значит. Я имею в виду ничего необычного. И… Мне почти нечего вам рассказать.

– Этого не может быть! – воскликнул мистер Эглингтон с нотками жалобного возмущения в голосе.

– О, мой дорогой друг, не мучайте меня. Мне и так стыдно. Я ведь уже сказал, что сначала ничего не происходило, а потом я уснул. Или отключился, как вы меня сами же уверили. И все. А после я ничего не помню.