«… ближе к ночи я поднимал собак уже ожидавших и сам седлал коня, но чаще я брал двух или трех верблюдов, так как им было легче ночевать в пустыне, а покои дворца напоминали мне неволю. Мне, как и верблюдам, ночевавшим всегда в стойле, хотелось свободы, находящейся на расстоянии вытянутой ладони.»

В этом дворце состоялась его встреча с Принцем – сыном Султана, который пожелал перед своей смертью видеть единственного сына в доме своих старых друзей – Нурси, и чтобы дружба, соединявшая его когда-то с этим именем, нашла, наконец, свое начало вновь, как много лет назад, когда они втроем, на охоте, боролись одними только кинжалами с разъярённым раненым львом. Тогда и погиб от ран старший Нурси, спасший молодого Султана и своего брата. Там же младший Нурси поклялся, что позаботится о только что родившейся дочери брата – своей племяннице, а молодой Султан построил ей дворец, как благодарность за своё спасение её отцом. Эта история до глубины души потрясла Хуана, и они вместе с Принцем плакали, как дети, а потом скакали по барханам, не щадя лошадей, и ночевали в пустыне под звездами, согреваясь только теплом своих тел, в обнимку с собаками.

Хуан прислал Принцу мраморную статую льва с золотым кинжалом в сердце, а Принц подарил Хуану корабль, который называл «Морской Лев Нурси», и вместе они заложили в тайнике трюма красный рубин, покрытый надписями на арабском и искусно пронзенный изящным кинжалом, который должен был стать сердцем корабля. Это были трогательные встречи Хуана и Принца – они, словно мальчишки, заново переживали детство и всё самое прекрасное, что должно во время него произойти, и поэтому их дружба осталась на всю Жизнь. Им даже довелось оказаться по разные стороны войны, Хуан в то время был одним из генералов Наполеона, а Принц был полководцем падишаха. Принц как раз брал невесту в жены, и они месяц праздновали всем фронтом свадьбу и сорвали обеим сторонам наступление, так как все солдаты по ту и другую стороны фронта во время многочисленных пиров растеряли оружия и разошлись, кто куда. После этого случая Принц попал в немилость падишаха, а Хуан порвал с революционной Францией, и именно поэтому об этом наступлении не написали ни в одной газете, которые по-прежнему каждый день покупала мама Хуана в надежде узнать что-либо о судьбе сына, а его отец по-прежнему бороздил моря и океаны на стремительной яхте «Жюан» в надежде отыскать сына.

Ты, наверное, обратил внимание, что я часто повторяю слова, которые мне нравятся, – особенно эти последние – они вселяют в меня тепло и надежду на всё самое хорошее!

Послесловие

Как ты заметил, в окружении Хуана больше встречается хороших людей, но все они в той или иной степени являются чьими-то подневольными, рабами, слугами, одним словом, – не могут распоряжаться своей свободой. Хуан писал по этому поводу, что:

«Свободный человек желает первым делом купить раба или ввергнуть кого-либо себе в неволю и меньше всего желает кого-либо освободить, поэтому я всегда избегал и скрывал от всех, что я свободный человек. Говорили они неприятные мне разговоры о наживе и удовольствиях, а мне же хотелось думать о любви и о свободе, как о просторе, и я не понимал их, а они меня, и мы не могли стать друзьями».

Ты спросишь, ну как же так, ведь Принц, госпожа Нурси, Нириада – все свободные богатые люди! Как быть с ними, ведь они друзья Хуана?!

Все так, только Принц был не свободен от своего высокого происхождения и должен был делать то, к чему его оно обязывает – поэтому, кстати сказать, он предпочел незабвенный покой на островах в обществе неведомых ни до чего островитян. Госпожа Нурси не была свободна до того, как вышла замуж за Хуана, так как всю свою молодость была вынуждена ждать замужества, и молила бога, чтобы её будущий муж не оказался деспотом, а про Надирь я вообще молчу, – она оказалась невольницей по своему происхождению, и в караване, в котором она встретила Хуана, её везли к господину, которому она принадлежала. Хуан вспоминал, как она учила его играть в камешки – это были изумруды, алмазы, рубины… За один камень можно было выкупить из неволи сотни человек, а Нириада, если бы захотела, могла бы с легкостью кидать их горстями в воду, но только не смогла бы никак выкупить себя. И Хуан много и долго думал над этим, и ещё больше его волновало – хочет ли она свободы для себя вообще?