«Я произнес слова, что не хочу покидать дом по доброй воле, пока госпожа будет держать на меня обиду, и не хотел причинить неудобства и, пока госпожа не полюбит меня, как своего сына, ибо я полюбил ее, как мать, и хочу жениться на ее единственной племяннице (имени ее не сохранилось и в данном контексте оно не употреблено, так как речь шла об одном единственном человеке – прим.) с приданным, обещанным жениху, то есть мне, и в тот же миг я был освобожден ликующей толпой слуг, любивших меня так же, как и я их, и они уже были моя семья в тот миг и задолго до того и долго после, а самая любимая моя Сю-И вскоре получила свободу, но пожелала остаться в доме моей супруги, а навещать меня я ей больше не позволял, и одевал в одежды, как свободную, и всюду она сопровождала госпожу Нурси, мою супругу, как свободная», и так далее.

Конечно, госпожа Ну плевать хотела на все законы и обычаи, но теперь, когда стало для всех очевидным, что она скоро потеряет свое состояние и все перейдет Хуану, её просто никто уже не слушал. Она поникла головой, силы оставили её. Припертая со всех сторон, она поняла, что сама загнала себя в угол. Кроме всего прочего, госпожа Ну всем надоела своей злостью, и обитатели дома хотели, чтобы хозяйкой скорее стала молодая госпожа Нурси, поэтому они с радостью освободили Хуана.

Вот такая драма разыгралась в тот вечер у фонтана во дворе дома госпожи Ну, что привело к таким хитрым юридическим хитросплетениям, прописанным в брачном контракте Хуана и племянницы госпожи Ну, и скорой свадьбе.

На самом деле всего этого могло бы не быть, если бы Сю-И вовремя не залила беззубый рот госпожи Ну горячим чаем, который заварила Анаб. Как писал сам Хуан ибн Куку:

«Сю-И стала творцом моей и своей свободы, лучшей жизни всего дома и моей супруги госпожи Нурси, и если бы не тот чай с шалфеем, который я принес за вечер до этого дня, то старая госпожа Ну не разделила бы радости, охватившей нас всех, и все мы погибли бы вскоре от ее злости, если бы не Сю-И. С тех пор я не доверяю толстухам и остерегаюсь иметь дело с теми, кто склонен им довериться».

Вскоре, Хуан ибн Куку мог зваться аль-Нурси и просить аудиенций не только падишаха, но даже Султана, пользуясь родовым именем, которым был награжден судьбой.

А что на счет молодой госпожи Нурси, спросишь ты! Её имени не сохранилось в книге, но Хуан относился к ней с уважением, как и она к нему. Любил ли он её, и она его – этого не известно. Не известно так же, какая она была, красивая, молодая, старая ли. Известно, что она с радостью переселилась из своего дворца в дом, в котором выросла и играла маленькая рядом с фонтаном, который починил Хуан, как будто специально к её возвращению. Она встретила снова Анаб, которая растила её с детства, как свою дочь, и они обрели свое счастье в объятиях друг друга, а Сю-И стала ей сестрой, которую она всегда хотела иметь, и все они стали неразлучны. Жизнь наполнила этот дом снова, а Хуан с радостью наблюдал, как поселяется в нем любовь и счастье. Даже старую госпожу Ну, которую накануне свадьбы хватил удар, окружили любовью и заботой: Селим таскал ее в кресле за спиной, а Сю-И с молодой госпожой наряжали ее цветами и танцевали во круг неё, а она улыбалась беззубым ртом, доживая свои годы в окружении любящих и простивших ей всё.

Молодая Госпожа Нурси сделала Хуану свадебный подарок – она подарила ему свой родовой дворец Нурси, в котором Хуан побывал всего несколько раз, но, как он пишет, даже не остался в нем на ночь; думаю, это небольшое преувеличение, часто встречающееся в повествованиях книги от имени Хуана. Он писал так: