Размышляя в таком ключе о несовершенстве человеческой природы и о необходимости прощать, Елена Федоровна дошла до магазина, купила печенье и сыр и собралась уходить, когда в магазинчике появился Володя. Вид у него был неважный. Он едва кивнул Елене Федоровне и оперся о прилавок. Хозяин магазина и по совместительству продавец Виктор посмотрел на него и сказал:

– Ну чего тебе, как всегда? А деньги принес?

– Витя, ты меня знаешь. За мной не заржавеет. – Володя прижал руки к груди. – Но не сегодня. Сегодня я не при деньгах. А мне необходимо. Ты меня понимаешь.

Виктор вздохнул и снял с полки бутылку.

– Ну ладно, но это последняя. И только для тебя.

Володя сунул бутылку в карман и протиснулся в дверь.

Елена Федоровна в ужасе переводила взгляд с него на Виктора и обратно. Таким она Володю еще не видела.

– Неприятности у него, – пояснил Виктор, когда Володя вышел. – Жалко, хороший мужик.

– А что случилось? – спросила Елена Федоровна.

– А вы не знаете? Говорит, выселяют его. А ему ехать некуда. Он ведь и зимой здесь живет.

– То есть как это выселяют? Кто? Когда?

– Не знаю. Говорит, там с документами у него что-то не в порядке. С документами на участок.

Елене Федоровне не надо было повторять дважды. Она бросилась из магазина, даже не купив печенья. Но было уже поздно: Володя стоял, задрав голову и пил, как говорят, из горла.

Придя домой, совершенно подавленная Елена Федоровна посидела некоторое время на террасе, перевела дух и решила зайти к Клавдии Петровне.

Иван Самсонович перебирал гречку за столиком на веранде. Увидев соседку, он помахал рукой: Заходите, заходите! От него и Клавдии Петровны Елена Федоровна узнала удручающие подробности. Впрочем, удручающими они были, похоже, только для нее. Клавдия же Петровна и соответственно Иван Самсонович ничего особенного в происшедшем не усматривали.

Вкратце все, что узнала Елена Федоровна, можно изложить так: в товариществе имелись так называемые бесхозные участки. То есть неправильно или вовсе не оформленные. Их было два: Володин и братьев Стружкиных. По странному стечению обстоятельств оба они – сбоку и сзади – примыкали к председательскому.

Володя (по-пьяни, как пояснила Клавдия Петровна) вовремя чего-то там куда-то не представил, а со Стружкиными вообще и смех и грех. Все, конечно, знали, что хозяин у участка есть – и даже целых три – но именно из-за

этого права Стружкиных не были оформлены.

После смерти матери (старуха умерла лет двадцать назад) склочные и недоверчивые братья никак не могли договориться, на кого им записать эти несчастные шесть соток. Единственное, что они смогли сделать – это тщательнейшим образом – до сантиметра – поделить участок на три. Каждый построил себе как сумел жилище, и каждый обрабатывал свой огородик, зорко поглядывая, чтобы у братьев, не дай бог, не было лучше.

Елене Федоровне все трое напоминали то-ли младших из трех поросят, то-ли малышей из Незнайки, про которого она читала внукам, то ли еще кого-то. Что они всё время ссорятся из-за участка, все знали и раньше. Новостью же было вот что: на одном из собраний Долгун, сославшись на какое-то там положение и устав, вынес на голосование требование незамедлительно привести в соответствие все документы. А иначе товарищество лишится положенных ему льгот. Слова эти возымели волшебное действие, и все кроме Стружкиных и Володи немедленно проголосовали «за». Не были «за»только баба Поля, которая всегда воздерживалась, и отсутствовавшая на собрании Елена Федоровна. По истечении же означенного срока, как было записано в решении собрания, участки будут переоформлены в установленном порядке – в пользу товарищества в лице председателя.