Так, например, как-то раз, летая на рассвете, она увидела выходящего из дома Лисичкиной Алексея Виссарионовича и удивилась, что он делал там в такую рань.

А буквально на следующий день, в магазине, встретила Таню Лямину, которая сообщила ей, что у Лисичкиной с Алексеем роман, и дело, кажется, зашло уже довольно далеко.

А в другой раз, летая после обеда, она увидела закрытый фургон, который заехал на председательский участок, и двое рабочих быстро выгрузили из него что-то вроде буровой установки – такие она видела в пустыне, когда работала переводчицей.

В тот же день, ближе к вечеру к ней зашла Клавдия Петовна.

– Видели? К Долгуну фургон приезжал, – сказала она, усаживаясь на приступочке. – И чего это ему привезли? Может, лес краденый?

– Вряд ли. – Елене Федоровне очень хотелось рассказать, что она видела, но она не знала, как это сделать. – Бревна в фургон не поместятся.

– Верно, – согласилась Клавдия Петровна. – Тогда, может, шифер?

– Ну зачем же ему шифер, Клавдия Петровна? – все это стало напоминать детскую игру. – Он же недавно крышу перекрывал. Когда флигель пристраивал.

Флигель этот с архитектурным излишеством в виде башенки вызывал раздражение у всех, даже у Елены Федоровны, которая вообще-то к материальному положению соседей относилась без зависти и без интереса. Но башенка, считала Елена Федоровна, была не просто верхом безвкусицы и образцом пошлости: она свидетельствовала о плебейском стремлении Долгуна показать свое богатство. Воспитанная в пуританских традициях Елена Федоровна презирала все, что отдавало нуворишеством в каком угодно виде.

– Нет, – продолжала Елена Федоровна, – там у него наверняка было что-то небольшое и тяжелое. И он явно не хотел, чтобы другие это видели, а не то зачем ему крытый фургон?

– Холодильник, что-ли? – продолжала гадать Клавдия Петровна.

– Вряд-ли. У него и так хороший. И зачем бы ему его скрывать?

– А может, поливальная установка?

– Теплее, теплее, – хотелось закричать Елена Федоровна, но она сказала: Нет, поливальных – то у него и так три. А вот вода…

– Бурильная! – воскликнула Клавдия Петровна. – Как же я сразу не догадалась? Ах мерзавец! Значит, он себе отдельную скважину бурить будет, а нам эту отраву пить?

И Клавдия Петровна, пылая гневом, помчалась разносить новость по поселку.

Елена Федоровна немножко поразмышляла, имеет ли она право делиться с соседями информацией, полученной таким экстравагантным путем, как левитация.

– В конце концов, – решила она, – каждый пользуется своими источниками, а я никому ничего не навязываю. И кстати – и эта мысль была совершенно правильной – они и без меня гораздо больше знают.

А еще пару раз, паря над участками, она замечала Долгуна, который выходил из домика Ольги Викторовны. Елене Федоровне так и хотелось плюнуть ему на лысину, но это было невозможно.

Облет дачного кооператива она совершала теперь чуть ли не каждый день, и иногда долетала даже до поселка.

А в остальном жизнь у нее была довольно размеренной. Ей нравилось встать пораньше, поработать, пока не жарко, в саду, переодеться к завтраку, попить кофе, послушать радио. Днем она купалась и ходила по разным делам – то в гости, то за покупками – а вечером сидела на террасе, пила чай с вареньем и слушала литературные передачи.

Однажды по дороге в магазин, проходя мимо председательского дома, Елена Федоровна увидела Долгуна. Анатолий Иванович работал в саду. Елена Федоровна поздоровалась, но он не ответил и даже не поднял головы.

– Несчастный человек, – подумала Елена Федоровна. – Все-таки ему, видимо, стало стыдно своего поведения. Напрасно я о нем так плохо думала. Надо будет показать, что я не держу на него зла, хотя и знаю о его неблаговидной роли.