– А раз может, – совсем слабо бормочу я, – значит, по твоей логике, никакой разницы между полами быть не должно? Девушки могут вести себя также, как парни?
– О, господдя! Из вашего поколения никакие ветры застой не выветрят! – она вновь возникает на пороге комнаты, но через дверной проем я успеваю заметить, как в прихожей она на ходу вытряхнула из своей сумочки скомканную простыню – ту самую! – и бросила ее в стиральную машинку.
– Хотя бы так! А ты подумай, что скажет мне твоя мама, если узнает!
– Что моя мама? Моя мама, если хочешь знать, выскочила замуж перед третьим курсом, – она размашисто утирает со лба пот, поправляет пряди волос. – А мне скоро уже двадцать два будет!
У меня что-то просело в груди. Значит, Оля-Вера-Галя все-таки вышла за муж. Кем-то прикрыла свой грех. Мой грех! Все сходится! Мы тогда кончали второй курс, в июне я ушел в армию, а ей пришлось выйти замуж. Перед третьим курсом. Пока еще не было видно очевидных признаков. Или уже было видно?
И поэтому вот теперь, двадцать лет спустя, все мои шансы на благополучную семейную старость благополучно идут ко дну: сумбурно выстроенный моей фантазией матримониальный корабль зияет огромной пробоиной. Из доверчиво распахнутых иллюминаторов вырываются предсмертные пузыри воздуха, фистула парового свистка издает прощальный писк…
Наверное, что-то отразилось на моем лице. Во всяком случае, Ирина подскочила ко мне, схватила за руку:
– Да ты что? У тебя – сердце?
– Нет, нет, так, ерунда какая-то. И за кого же она вышла замуж?
– Как за кого? За моего отца, за кого же! – Ирина с недоумением уставилась на меня. – Ну, учились они вместе…
– Да, да, вот как оно бывает! И как же ее зовут? – пыхтел я, и девушка с нарастающей подозрительностью следила за мной.
– Кого?
– Твою маму.
– Галина Даниловна, – значит, ее звали Галей! Что ж, хотя бы теперь буду знать. – Да с чего это мы вдруг о моих родителях? Слушай, ты сам-то как без женщины обходишься? Не семьдесят же тебе, в конце концов, лет! Серьезно? Давай я тебя познакомлю с одной маминой подругой. «Ягодка опять», разведена, кассир в банке, своя квартира, сын кончает школу, бюст – второй размер, минимум целлулита!
– Ира, я тебе в отцы гожусь…
– Ну и что, что в отцы! Сколько тебе? Под пятьдесят? И того-то нет! В твои годы наши киноартисты мальчиков в фильмах играют и на студентках женятся! А ты…
– Ты слишком молода, чтобы говорить о таких вещах…
– Почему молода? Ваше поколение вечно так! Как гены месить, так вам и первокурсницы вполне трахабельны, а как слово сказать, так сразу «молодо-зелено». Вон у нас один препод – каждые шесть лет женится на девчонке со второго курса. На первом – подбирает, на втором – женится. И ей хорошо – учиться беспроблемно, и ему неплохо. Как она универ кончает, разводятся. А ты – «молода», – к счастью, Ирине пришло время бежать к стиральной машинке, и я смог перевести дух. Пустота и какое-то отупение постепенно заполняли меня. Все рухнуло – надежды, расчеты, все хрупкие соломинки, за которые я пытался уцепиться.
Ее звали Галей, и она вышла замуж. У нее – семья. Может, действительно, принять предложение? Грудь второй размер, минимум целлулита – заманчиво! И, главное, как все просто! Никаких мук, метаний, многочасовых дежурств у дверей и подъездов! Познакомят! Сведут!
– Слушай, я же знаю, что ты не того, – продолжает кричать из ванной Ирина так громко, что, наверное, слышно у соседей. – Не голубой! Я же вижу, как ты на мои ноги смотришь!
– Ирина, как не совестно!
– А почему должно быть совестно? Нормальное явление! – Ира вновь возникает из ванной, встряхивая руками мокрую простыню. – У меня – красивые ноги, – с экспозиционным поднятием бедра ставит ступню на табуретку, рассматривает мокрое полотнище на свет, словно невзначай покачивая коленом в метре от моего лица, и я почти с ужасом замечаю, что мои глаза, как маятники, загипнотизировано следуют за движением этой девичьи узкой, безукоризненно обтянутой шерстяной материей коленки. – Ну, так что? Знакомить? Или… Чего такого я не могу понять?