И поэтому когда утром, проснувшись, он вспомнил о полученном накануне ночью приглашении, то был вне себя от радости. Наконец-то он близок к цели! Наконец ему предстоит дело, достойное его сил и его таланта! Миллионы семейства Эмбер – замечательная добыча, достойная его аппетита!

Он оделся подобающим образом: потертый сюртук, залоснившиеся брюки, шляпа из порыжевшего шелка, обтрепанные манжеты и пристежной воротничок – все отменно чистое, но указывающее на стесненность в средствах. Вместо галстука – черный бант, а в нем бриллиантовая булавка с невероятной величины камнем – с горошину. И, вырядившись таким образом, он стал спускаться по лестнице своего дома на Монмартре. На четвертом этаже, проходя мимо закрытой двери одной из квартир, он постучал в нее набалдашником трости. Вышел на бульвар. Мимо проезжал трамвай. Он сел в него, а сосед с четвертого этажа, идущий за ним следом, занял место рядом.

И через минуту произнес:

– Так что, патрон?

– Все на мази.

– Каким образом?

– Я у них обедаю.

– Обедаете?

– Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я впустую растрачивал свое драгоценное время? Я вытащил месье Людовика Эмбера из лап неминуемой смерти, на которую ты его обрек. А месье Людовик Эмбер – человек благодарный. Вот он и пригласил меня отобедать у них.

Молчание. Собеседник неуверенно спросил:

– Значит, вы не отказываетесь?

– Мой милый, – ответил Арсен, – уж раз я разыграл это небольшое нападение – в три часа ночи неподалеку от земляного вала уложил тебя ударом трости по запястьям, а сапога – по ногам, рискуя тем самым покалечить своего единственного друга, то, разумеется, вовсе не затем, чтобы сегодня отказаться от преимуществ, приобретенных в результате столь удачно организованной операции по спасению.

– Но об их богатстве ходят дурные слухи…

– И пусть себе ходят. Я занимаюсь этим делом уже полгода, полгода навожу справки, исследую, расставляю сети, расспрашиваю слуг, поставщиков, подставных лиц, полгода живу, наблюдая за мужем и женой. Именно потому я знаю, чего мне придерживаться. Не важно, откуда получено их состояние – от старого Брауфорда, как они утверждают, или из другого источника, я подтверждаю: оно существует. А раз оно существует, то должно принадлежать мне.

– Черт возьми, сто миллионов!

– Скажем, десять или даже пять, не важно! В сейфе лежит большой пакет ценных бумаг. И разрази меня гром, если в один прекрасный день я не доберусь до него.

Трамвай остановился на площади Этуаль. Сосед прошептал:

– Итак, на данный момент?..

– На данный момент полное бездействие. Я дам знать. Время у нас есть.

Пять минут спустя Арсен Люпен уже поднимался по роскошной лестнице особняка Эмберов, и Людовик представлял его жене. Жервеза была невысокой и весьма разговорчивой толстушкой. Она сердечно приняла Люпена.

– Мне так хотелось, чтобы мы чествовали нашего спасителя в узком семейном кругу! – сказала она.

И с первых же минут «нашего спасителя» принимали как давнего друга. К десерту разговор стал совсем задушевным и посыпались признания. Арсен рассказал о своей жизни, о жизни своего отца, неподкупного судьи, о своем грустном детстве и нынешних трудностях. Жервеза, в свою очередь, поведала о своей юности, замужестве, доброте старого Брауфорда, унаследованных от него ста миллионах, о преградах, стоявших на пути и мешавших им вступить в права наследства, о займах, которые пришлось брать под невероятные проценты, о бесконечных тяжбах с племянниками Брауфорда, об опротестованных судебных решениях, запретах распоряжаться имуществом! Короче, обо всем на свете!

– Подумайте только, месье Люпен, ценные бумаги у нас под рукой, в кабинете моего мужа, но если мы возьмем оттуда на бедность хотя бы один купон