Бывший при мне слуга умер, также и казак, и я остался один и рад был, что мог отправиться на повозке в Тифлис. Через реку Аракс ведёт каменный мост, называемый Красный; он лежит на стрельчатых сводах и довольно крут. В береговых упорах, как это обычно водится на древних азиатских мостах, устроены комнаты в виде караван-сараев, где могут останавливаться путешественники. [Только] 21-го ноября я возвратился в Тифлис, совершив путь более ½ тысяч вёрст, и опять остановился в так называемой немецкой колонии за мостом, где квартира и стол стоили мне 3 рубля ассигнациями в сутки, кроме кофея и чая.

6-го декабря по случаю Николина дня был бал у корпусного командира барона Розена. В 8 часов мы там собрались, и вскоре вышел барон, поклонившись всем, взял одну даму, музыка заиграла, и [он] предводительствовал полонез. Эта дама, кажется, была княгиня Половандова, супруга здешнего губернатора. Она была одета в грузинскую одежду, состоящую из малинового бархатного платья, с богатым убором на голове и белым вуалем, откинутым назад на голове. Другие дамы были также в грузинской одежде или в европейском платье, большей частью белом. Так как я стоял у дверей, и все пары мимо меня проходили, то я мог всякую даму видеть и тщетно искал знаменитых грузинских красавиц. Без всякого сомнения, красивее всех была старшая дочь барона. Полонез продолжался ужасно долго, так что танцующая молодежь от скуки столпилась в танцевальной зале, и там произвела такой жар, что мне стало дурно, и я должен был удалиться в другую комнату. Наконец, после ¾ часовой прогулки полонез кончился. Старшие члены общества расположились к карточным столам, и музыка стала играть более скорым тактом. Я возвратился в залу и к удивлению увидел, что начали устраивать французскую кадриль, тогда как по бальному порядку в целом свете после полонеза следует вальс. Начали выделывать па и повороты, и особенных танцоров незаметно было, а лучшая была опять дочь барона. Теснота от зрителей и, особенно, от неуклюжих грузин была так велика, что треть залы или больше [была забита], и танцующим не было места повернуться. К этому все стулья были заняты старухами грузинками, которые сидели в виде сов и тоже хотели видеть танцующих. Толпа меня толкнула на этакую Княгиню, так что мне пришлось сесть [ей] на колени. Я хотел извиниться, но мои слова отлетели как горох, потому что она ничего не понимала, и только делала на меня страшные глаза. В страхе я начал ангажировать её к танцу, ей надо было это перевести; приняв это [предложение] за насмешку, она ещё больше рассердилась. Я выбрался с трудом в другую комнату, и там для утешения схватил чашку чая. Опомнившись немного, я опять взошёл в залу, и ангажировал даму, но попал на такую, которая только сидит, а не танцует. Другая отказалась ангажироваться, третья также, на пяти местах пробовал, и всё напрасно. В соседней комнате появились лакеи с мороженым. Грузины все обратились туда, но лакеи, поняв подносы высоко, храбро проталкивались через толпу нападающих, чтобы поднести важным дамам, иначе бы ничего не дошло до зала.

Заиграли мазурку, и я успел поймать какую-то княжну в грузинском платье, потому что здесь все княжны и княгини. Я начал разговаривать речи все такие нежные, сентиментальные, хотя расплакаться; здесь дамы на слова так чувствительны, вдруг подле меня что-то закряхтело, я взглянул, и старая Княгиня, на которой я сидел, опять на меня смотрела, вероятно, думала, что я опять на неё упаду. Я замолчал, мазурка была прескучная, и [я] рад был, когда она кончилась. Предложили лезгинку, то есть здешний национальный танец, и грузинские девицы должны были танцевать. Он состоит в том, что одна девушка в весьма красивой грузинской одежде со спущенным, как у невесты, вуалем выступает вперёд, подняв одну руку, движениями тела принимает чувствительные позы и так идёт вдоль кружка зрителей, которые в такт хлопают руками. Обойдя раза два или три, подходит к другой девице, приглашая её идти танцевать, а сама уходит в толпу. Таким манером продолжается танец как угодно долго. Можно приглашать и мужчин, но их позы и па более живые и менее грациозны.