– Сами справились? – мрачно спросил Леша, регулярно добавлявший средства на исцеление.

– Нет. Последний в списке психоаналитик помог. Он из нашего подсознания такое вычленил, что мы не решились вам рассказать, чтобы не засмеяли. Оригинал, а ведь прав оказался.

– Поздравляю! – резко повеселел Леша. – Следовательно, баксы работали и принесли пользу. Это я люблю.

В отличие от предшественников психоаналитик начал с жены, а не с мужа. И зацепился за ее фанатичную веру в природную косметику. Для бесперебойной подпитки кожи использовалось все – фрукты, овощи, мед, яйца, сметана, масло, творог… Она не допивала кефир, а добавляла в последний глоток соду и срывалась с кухонного табурета срочно почистить поры. Откусывала клубнику так, чтобы осталась самая сочная часть, которая немедленно раздавливалась и размазывалась по лбу. Словом, из чего готовила, то и наносила на лицо и шею. И минут по сорок в масках щеголяла. Муж не возражал. Более того, сдерживал желание супругу в ягодно-сливочной маске укусить. А однажды подумал: «Да, что я, как последний дурак, держу себя в узде? Порнуху никогда не смотрел»? И тяпнул любезную за щеку без предупреждения. Она заголосила не столько от боли, сколько от испуга. Он же брезгливо скривился и понесся к раковине отплевываться. Оказалось, что пребывание продукта на коже, мягко говоря, не улучшает его вкуса. Они поругались и скоро забыли о недоразумении. Но мучения супруга продолжились. Он испытывал отвращение к пище, приготовленной из того, чем жена холила себя. Объяснению это не поддавалось. Психоаналитику он пытался говорить о таинствах, происходящих в жаркой тьме желудка, но быстро запутался и сбился. Как бы то ни было, врачеватель предложил паре учесть его мнение и отделить кухню от салона красоты. Что они и осуществили на даче. А потом развелись…

Так, я, кажется, отвлеклась. Но нельзя же постоянно думать о грядущих неприятностях. Именно в тревожные минуты я ударно вспоминаю нормальных людей. Они бывают глупцами и умниками, скрягами и мотами, злюками и добряками, но не убийцами. Они могут враждовать между собой и с самими собой, клеветать и пакостить, но не уничтожают других физически, не отнимают шансы побеждать или проигрывать, будто подтверждая, что все мы зачем-нибудь друг другу нужны. Мне, например, был нужен Вик. Я стояла возле холодильника, смотрела на пустые ячейки в формочке для льда, понимала, что строптивый полковник плюнул на запрет и стащил пятнадцать ледышек, следовательно, квасил втихаря от меня, и блаженно улыбалась. «Иди, Полина, и пожарь мясо этому пьянице», – велела я себе. Дома готовить удобнее, но мне хотелось, чтобы у Измайлова вкусно пахло. Он так потешно принюхивается с порога. Поэтому-то я еще вчера отнесла вниз полуфабрикат – мясо в маринаде.

Я рисковала опоздать, обеденное время неумолимо приближалось. Захватила чеснок и спустилась в квартиру Вика. Там меня ждал сюрприз – пустая дорожная сумка полковника. Потрясающий человек. На моей памяти ни разу не привез из командировки грязное белье. Только чистое, да еще и отутюженное. Умеет использовать обслуживающий персонал гостиниц по назначению. На темном пластике кухонного стола белела записка: «Детка, здравствуй, вернулся рано, будить не стал»… В иных обстоятельствах я забеспокоилась бы. Почему не стал? Охладел? Переутомился с другой? Заболел? Но на сей раз вспомнила, что представляли из себя утром я и моя нора – сдвинутая тумбочка, валяющиеся посреди комнаты грязные ботики вперемешку с верхней одеждой. Пришлось бы объясняться. Пронесло. И я не без удовольствия дочитала его лаконичные признания в любви и обещание не задерживаться на службе вечером, чтобы наверстать упущенное за время отсутствия. Далее красовалась корректная подпись «твой Измайлов» и постскриптум: «Поленька, мясо будет сказочным, если к ужину ты его немного притомишь». Немного что? Притомишь? Он его пробовал? Я неуверенно приблизилась к кастрюле и сняла с нее крышку. В маринаде мокли живописно декорированные кольцами лука и горошинами перца куски сырой говядины. Надежды на то, что изголодавшийся Вик слил маринад, добавил масла, прямо в кастрюле поставил на большой огонь и не дотерпел – съел мясо жестким, не оправдались. «Нажраться в хлам в поезде не мог, он свою норму знает, – подумала я. – Значит, был чем-то так поглощен, что не сообразил – на данной стадии приготовления блюдо несъедобно. И я еще боюсь, что меня пристрелят бандиты. С каннибалом живя»!