Мужские особи, немного ниже женских, имеют очень тонкий стебель, в июле месяце они цветут и приобретают ярко жёлтую окраску. Примерно в это же время цветут и женские особи и резко увеличиваются в росте и толщине стебля. Они всегда зелёные.

При цветении мужских особей их срывают, вяжут в снопы и погружают в копанки, чтобы сгнила древовидная часть. Копанки для этого и копают – для конопли. И они назывались в это время конопляники. Уже на второй, или третий день, все оставшиеся в копанке рыбёшки всплывают животиками вверх. Конопля их отравила.

Женские особи конопли срывают когда созреют их зёрна. Их отделяют от конопли, стебли вяжут в снопы и тоже мочат в копанках, чтоб сгнила древовидная часть, а она у женских особей очень прочная.

Зёрна конопли являются большой пищевой ценностью. В них много сбалансированных витаминов группы «Б». Из них делают конопляное масло и оно играет очень важную роль в здоровье сельских жителей.

Стебли вымоченной и высушенной конопли разбивают специальной ручной дробилкой, удаляют из неё щепу. Потом волокна чешут раньше на крупной, потом на мелкой щётке, таким образом получая из неё прекрасный очень прочный материал для изготовления конопляной нити. Что характерно из мужских стеблей получается очень тонкая, почти шёлковая нить и ткань из этой нити идёт на нижнее бельё, на мужские рубашки и женские блузки.

Нить из женской особи конопли более грубая и ткань из неё идёт на верхнюю одежду сельских жителей.

Почему-то сложилась такая практика, что взрослые девушки и молодые женщины, шесть-семь особ собираются в избе одной из них рано-утром, когда ещё и не начало сереть. И там при одной свече, или керосиновой лампе прядут веретеном нитки из конопли. Там они поют задушевные песни про женскую долю очень нежные и трогательные. И нить получается напетой, очень близкой к душе, сердцу и телу. Потом носить такую рубашку, или брюки, вытканные с участием женского усердия, очень комфортно.

Пряли нитки из конопли и ткали полотно уже глубокой осенью и зимой, когда все полевые и огородные дела закончились, а урожай лежал в сельских закромах.

После обеда вся Володькина большая семья ложилась в саду на часик отдохнуть. Кто на принесённом топчане, кто на простеленном рядне, а кто просто на пушистой и тёплой траве.

И странное дело – под одной кровлей уживались, да ещё как уживались, за редким исключением, четыре поколения и никто не мешал друг другу жить. Наоборот друг без друга семья была ущербная и менее успешная. Даже совсем старенькая бабушка одной рукой гладила ласковую кошку, а другой качала люльку и напевала счастливому маленькому человечку, вместе с кошкой напутственные песни.

Наверно потому, что во всех углах висели иконы, и не важно есть ли Бог, или его нет, иконы строго смотрели каждому в глаза, и строго спрашивали за его добрые, или злые дела. Не могла устоять человеческая душа перед иконой – каялась и добрела.

Не мог сельский житель додуматься до такого понятия – как дома пристарелых! Не мог Бог, присутствующий в его душе допустить до этого!

Это только в городе, в этом вертепе Дьявола, где собрался конгломерат богатых и нищих, злодеев и негодяев, не сумевших построить гармоничную жизнь сельского лада, придумали богадельни. Чтобы видеть и наслаждаться мучениями престарелых, обедневших членов общества собранных в одном месте. – Так видней!

Города, они и создавались для того, чтобы клепать орудия войны, орудия пытки человека человеком, чтоб выпотрошить всё человеческое из души человека и наслаждаться такой антигуманизацией!

Не может в городе молодая семья с единственным отпрыском жить вместе со своими старыми родителями и смотреть на их увядание. Зачем такой душевный дискомфорт? – Пусть они живут отдельно, в отдельной ячейке, или в той же богадельне названной сейчас домами престарелых.