– Не хочешь поесть?

– Нет-нет, ни за что. – Она снова села, поглядела на себя в зеркало. Но не стала приводить лицо в порядок.

– Когда ты мне сказал, – начала она, – я не сразу поняла. Я сама не знала, что говорю.

– Знаю.

– Я ведь ничего такого не сказала, нет?

– Ты знаешь, что ты сказала.

– Да, знаю… Я не то хотела… Думаю, не стоит стараться – что тут объяснишь.

Джок сказал:

– Ты ничего не забыла?

– Нет, там все, что мне понадобится. – Она кивнула на чемоданчик на кровати. Вид у нее был убитый.

– Тогда, пожалуй, пора ехать на станцию.

– Хорошо. Еще рано. Но все равно.

Джок проводил ее к поезду. Была среда, и в вагоны набилось множество женщин, возвращавшихся домой после беготни по магазинам.

– Почему бы тебе не поехать первым классом?

– Нет-нет. Я всегда езжу третьим.

Она села на пустое место посреди скамьи. Соседки с любопытством заглядывали ей в лицо – не больна ли она.

– Почитать ничего не хочешь?

– Ничего не хочу.

– А поесть?

– И поесть не хочу.

– Тогда до свидания.

– До свидания.

Отталкивая Джока, в вагон протиснулась еще одна женщина, обвешанная множеством мелких свертков.

Когда новость дошла до Марджори, она сказала Аллану:

– Зато теперь с мистером Бивером будет покончено.

Однако Полли Кокперс сказала Веронике:

– Теперь с Тони будет покончено, в смысле для Бренды.

Захудалых Ластов телеграмма потрясла. Они обретались на большой, но убыточной птицеферме неподалеку от Принсес-Ризборо. Никому из них и в голову не пришло, что теперь, в случае чего, Хеттон перейдет к ним. А если б и пришло, они горевали бы ничуть не меньше.

С Паддингтонского вокзала Джок отправился прямо в Брэтт-клуб. Один из мужчин у стойки сказал:

– Кошмарный случай с парнишкой Тони Ласта.

– Да, я был при этом.

– Неужели? Кошмарный случай.

Позже ему сообщили:

– Звонит княгиня Абдул Акбар. Она желает знать, в клубе ли вы?

– Нет-нет, ответьте ей, что меня здесь нет, – сказал Джок.

На следующее утро, в одиннадцать, началось следствие; длилось оно недолго. Доктор, водитель автобуса, Бен и мисс Рипон дали показания. Мисс Рипон разрешили не вставать. Она была очень бледна и говорила дрожащим голосом; отец испепелял ее грозными взглядами с ближней скамьи; под шляпкой у нее скрывалась маленькая проплешина, там, где сбрили волосы вокруг ранки. В заключительной речи следователь отметил, что в случившемся несчастье винить, как явствует из свидетельских показаний, некого; остается только выразить глубочайшее соболезнование мистеру Ласту и леди Бренде в постигшей их тяжелой утрате. Толпа расступилась, образуя проход для Тони и Бренды. На следствие явились и полковник Инч, и секретарь охотничьего клуба. Следствие велось со всей деликатностью и уважением к скорби родителей.

Бренда сказала:

– Погоди минутку. Я должна поговорить с этой бедняжкой, рипоновской дочкой.

И прелестно справилась со своей задачей. Когда все ушли, Тони сказал:

– Жаль, что тебя не было вчера. К нам приходило столько народу, а я совершенно не знал, что говорить.

– Как ты провел день?

– Тут была лихая блондинка… мы немного поиграли в петуха и курочку.

– Петуха и курочку? Ну и как, успешно?

– Не очень… Даже не верится, что вчера в это время еще ничего не случилось.

– Бедный мальчик, – сказала Бренда.

С приездом Бренды они почти не говорили друг с другом. Тони встретил ее на станции; когда они добрались до дому, миссис Рэттери уже легла, а наутро улетела на своем самолете, не повидавшись с ними. Бренда – в ванне, Тони – внизу, в кабинете, где писал письма, в чем теперь появилась необходимость, слышали, как над домом пролетел самолет.

В этот день солнце почти не проглядывало, буйствовал ветер; белые и серые облака неподвижно стояли высоко над головой, зато голые деревья вокруг дома раскачивались и колыхались, а во дворе конюшни вихрями крутилась солома. Бен переоделся – для следствия он облачился в парадный костюм – и занялся делами. Громобою вчера тоже досталось – он немного прихрамывал на правую переднюю.