– Звучит очень соблазнительно. Но тебе не кажется, что мне надо уделить внимание папе, маме и леди Кокперс?

– Да ну их… И потом это враки, что у леди Кокперс есть хвост. Ну пожалуйста, побудьте сегодня со мной, ладно?

– Посмотрим.

– Она пошла с ним в церковь. Это хороший признак, верно?

– По правде говоря, Полли, не слишком. Он любит ходить туда один или со мной. Он потом судачит с деревенскими.

– Она ему не помешает.

– Боюсь, ты его не раскусила. Он куда сложнее, чем кажется на первый взгляд.

– Из вашей проповеди, пастор, я поняла, что вам знаком Восток?

– Да-да, там прошла почти вся моя жизнь.

– Восток полон неизъяснимого очарования, не правда ли?

– Пошли, – сказал Джон, дергая ее за пальто. – Нам надо еще посмотреть Громобоя.

И Тони вернулся с бутоньерками один.

После обеда Бренда сказала:

– Почему бы тебе не показать Дженни дом?

– Ну пожалуйста, покажите.

Когда они подошли к малой гостиной, он сказал:

– Бренда ее переделывает.

Там валялись доски, стояли стремянки, грудами лежала штукатурка.

– Ах, Тедди, какой стыд! У меня сердце кровью обливается, когда уничтожают старину.

– Мы редко пользуемся этой комнатой.

– И все равно… – Она пнула ногой геральдическую лепнину, загромождавшую пол, усыпанный чешуйками потускневшей позолоты вперемежку с пыльной резьбой.

– Знаете, Бренда мне такой друг. Я не хотела бы говорить о ней плохо… но с тех пор, как я здесь, мне все думается: ценит ли она этот дивный дом, понимает ли, что он значит для вас.

– Расскажите мне еще о ваших злоключениях, – сказал Тони, увлекая ее к парадной зале.

– Вы стыдитесь говорить о себе, правда, Тедди? Знаете, нехорошо замыкаться. Я ведь тоже была очень несчастлива.

Тони затравленно озирался по сторонам, высматривая, не придет ли ему кто на помощь; и помощь пришла.

– А, вот вы где, – сказал решительный детский голосок. – Пошли. Нам пора в лес. Надо торопиться – скоро стемнеет.

– Ой, Джонни-лапочка, а это обязательно? Я ведь беседую с папой.

– Пошли. Я уже договорился. А потом вам разрешат пить со мной наверху чай.

Тони уполз в библиотеку: рабочие сегодня отдыхали, и в ней было вполне сносно. Два часа спустя на него наткнулась Бренда.

– Тони, ты один? А мы думали, ты с Дженни. Что ты с ней сделал?

– Джон увел ее… и очень кстати, не то бы я ей нагрубил.

– О господи… Ну что ж, мы с Полли сидим в курительной. Приходи пить чай. У тебя какой-то странный вид – ты что, спал?

– Видно, придется списать это дело в расход – окончательно и бесповоротно.

– Не понимаю, на что он рассчитывает? Он, знаешь ли, тоже не на всякий вкус.

– Я думаю, может, все бы и сработало, если бы она не перепутала его имени.

– Во всяком случае, тебе это развязывает руки. Ты сделала все, чтоб взбодрить старикана, не всякая жена будет так из кожи вон лезть.

– Что да, то да, – сказала Бренда.

Прошло еще пять дней; Бренда снова приехала в Хеттон.

– На той неделе меня не жди, – сказала она. – Я поеду к Веронике.

– А меня приглашали?

– Конечно приглашали, но я отказалась за тебя. Знаешь, ты ведь так не любишь уезжать из Хеттона.

– Я бы не прочь поехать.

– Милый, какая жалость. Вероника была бы так рада… но боюсь, теперь уже поздно. Домишко у нее совсем крохотный… и, честно говоря, мне показалось, она тебе не очень понравилась.

– Не то слово.

– Так в чем же дело?

– Не важно. Тебе, наверное, надо вернуться к понедельнику в Лондон? В среду, как тебе известно, охотничий сбор.

– Прием на лужайке задаем?

– Да, детка, как всегда, ты же знаешь.

– Что ж, прием так прием.

– А ты никак не могла бы остаться до среды?

– Никак, милый. Понимаешь, если пропустить одну лекцию, я ужасно отстану и не разберусь в следующей. И потом, я не так уж рвусь глядеть на собак.