– Для чего?
– Как для чего? Чтобы замок рухнул… сам по себе.
– Зачем?
– Чтобы… э… башню вавилонскую выстроить вместо него. Небоскреб, о!
– Зачем, повторяю?
– Чтобы избавиться от… от мракобесия и феодализма.
– Мракобесия?
– Да, мракобесия в лице библиотекаря нашего. Как вы знаете, у нас все воюют друг другом: город с князем, князь с библиотекарем, библиотекарь с князем и городом. Город книги у него похищает. Собираются господа в круг в подвале замка, пальцы к пальцам, и тужатся, пока какая-нибудь книга не вспухнет посреди стола. Если библиотекарь вовремя замечает, то… назад утаскивает к себе в библиотеку. Но что в машину попало, никакой Мориарти не вернет. Что-то я начинаю трезветь. Напрасно я вам все рассказал. Вам, молодой человек, лучше устроиться учеником чародея. Ежели он вас не убьет… в последнее время песок с него сыпется… станете здесь библиотекарем. Всех нас в кулаке будете держать. Я вместе с вами. Мы покажем всем этим гадам!
В попытке избавиться от навязчивых доброжелателей – все жалеют его после участия в пикнике и приглашают на ужин – Адамсон выбирается за пределы города погулять по предгорью. Но и силы природы, сдаётся, восстают против него. Выйдя к подножью горы, он стал подниматься наверх по склону. Ворон, усевшись на мшистый камень, напоминающий морскую черепаху, прокаркал что-то магическое, и камень заскользил вниз по склону, наезжая на него, словно танк. «И ты Брут…» Долго еще ворон скакал за ним по тропинке, каркая что-то явно извинительное, и только после: «Да ладно, не обижаюсь я вовсе», – отстал.
Сквозь трещину в стене полуразрушенной башни, одиноко стоящей на холме, его манит рукой отшельник в монашеском одеянии.
– Куда путь держишь, юноша?
– Да, собственно говоря, никуда. Так, прохаживаюсь.
– Единственно правильный путь.
– А вы чем занимаетесь здесь, отче, молитесь?
– Вот еще! Я так же как вы, юноша, ничем не занимаюсь.
– Как Диоген в башне.
– Нет, он что-то там мыслил, Истину пытался найти. Нет, я ничего не ищу. Я фальшивый философ.
– Все здесь фальшивое.
– А ты, небось, свободу ищешь? Еще более бесполезное занятие, чем заниматься ничем.
– На свете все – покой и воля.
– Ну что за глупости? Какая воля? Хочешь побиться головой об стенку?
– Нет, не хочу.
– Вот видишь, какая тут воля: сплошная неволя.
– Ну да, неволя.
– Нет, ты не должен со мной соглашаться, ты спорить должен со мной. Спроси вот меня, почему я называю себя фальшивым философом?
– Считайте, спросил.
– Такого явления, как философия не существует.
– Да? Хм.
– Понятие – да, а явления – нет. Все, что нужно, известно. Первое: я есть, второе: мир вокруг существует помимо меня, я откуда-то явился и исчезну потом, как и все. Но это еще не философия, это ощущения в знаниях явленные. Вся философия сводится к трем вопросам: есть ли Бог и как к нему относиться, если Он есть.
– А третий, по-вашему?
– Есть ли жизнь после смерти, но этот вопрос вытекает из первых двух. Все! Больше не о чем спрашивать! Все остальные вопросы и ответы на них придуманы фанфаронами, которые сами себя нарекли философами. Нельзя заниматься тем, чего нет. Все, что написано от Сократа и далее – мертвые словеса, мертвые, как эти бесплодные камни. Но даже если спросите вы у меня, есть ли Бог, то и на этот вопрос у меня нет ответа. Можно, конечно, предположить по совершенству творения, что за всей красотой и гармонией стоит некий Создатель. Разве камни, даже если они падут на землю, смогут взрастить башню – создание рук человеческих, которая сбросила их? Нет! А вот этот репейник, созданный Богом, сам себя размножает. Не торопись, однако, с выводами, юноша. В природе мы видим лишь часть проявления божественной мудрости. Можно, конечно, предположить, что в Библии все остальное досказано. Казалось бы, становись на колени и молись. Я же, как и всякий фальшивый философ, начинаю размышлять и… как всегда, ошибаюсь. Поскольку, это мои слова, а не божественные, они мертвые.