– Преисполненный сарказма молодой человек с брюшком, разоблачитель всех и вся, идейный оборванец в лохмотьях, но с золотыми часами на некоем подобии жилета и с тростью, стучится в тяжелые дубовые двери вычурного замка, предоставленного советским правительством инженеру Прахову в Крыму. «Я писатель-надомник из Дании, не спутайте со зданием, из коего меня отправили на трудовые работы… как будто бывают работы нетрудовые… в Лапландию, но я перепутал направление и вот – перед вами! Как известно, Гамлет толст, и это смешно. Следовательно, я – Гамлет! За рюмку водки, тарелку супа и ночлег с ветчиной могу рассказать сказку для взрослых из серии «Быть или не быть». Пришелец называет хозяина Клавдием, а его приемного сына – Лаэртом. Прахов воспринимает эскапады незваного гостя весьма добродушно и оставляет его в качестве шута. По ночам появляется призрак бывшего хозяина дома – ростовщика Полония…

– Намек на меня? – спрашивает Мурнау, в поисках сочувствия оглядываясь по сторонам.

– Действие происходит в России и никакого отношения к вам не имеет. Полоний разыскивает спрятанные им в стенах сокровища.

– Я тоже занимаюсь умноженьем сокровищ, – делая круговой жест рукой, заявляет Мурнау. – Впрочем, это неважно. Продолжайте.

– Из пены дней и дыма папиросного фантазии является Офелия, а за нею одесские бандиты Гильденстерн и Розенкранц. Они, оказывается, были наслышаны о философских диспутах, происходящих во дворце, а также… о… сокровищах! Лаэрт, преисполненный ненависти к осколкам старого режима, доносит на гостей, и их арестовывают. «Достаточно узнику вроде меня, – заявляет надомник следователю, – отыскать вмурованное в штукатурку колечко и потянуть за него, как он извлечет не только часы за цепочку из трещины, но и разрушит все стены заколдованной Крепости по принципу До Ми Но!» На допросах он ведет себя столь нелогично, что его, наконец, выгоняют на улицу, признав сумасшедшим. «Терем-терем-теремок, кто в тереме живет?» – стучится он в двери очередного дворца с предложением рассказать историю на заданную тему за ночлег с ветчиной и… мальвазией!

– Не понял только, – спрашивает трактирщик, – вы о датском рассказали государстве или о русских… э… советских обычаях?

– Я датчанин – по матери, но родился в России. Ныне живу в Чехии, а путешествую по Германии.

– Надо же, хм, какие сложности… Расскажите о чем-нибудь попроще, без философии и этой… как ее… поэзии, вот. Что-нибудь в стиле – аморрр! На тему, скажем, гусар и его…

– Любовница?

– Нет, гусар и его… сабля. Вот!

– А хотите, – предлагает хозяин трактира, прижимая огромный нож к груди, – я расскажу вам историю, которая случилась с гусаром еще до войны в одном городе неподалеку.

– Валяйте.

– Некий гусар или драгун по приезде в город N отправился в ресторан. Получив от официанта адрес веселого дома, уже в холле стал заваливать девушек на рояль. Первая весьма изумилась такому напору, но не сопротивлялась, вторая принялась, было, строить из себя невинность, но не выдержала напора…

– Кажется, вы рассказываете содержание фильма, – прерывает его Адамсон, – который я видел в Праге недавно. Официант, обиженный неуместными шутками гусара, дал ему адрес приличного дома.

– Да, был такой фильм, – смущается трактирщик.

– В фильме гусара с позором выгнали на улицу, а в жизни история имела продолжение. Дом принадлежал самому богатому человеку в городе, к тому же, – судье. Выйдя через шесть месяцев из тюрьмы, гусар оказался перед выбором: возвратиться в тюрьму или жениться на одной из трех обрюхатевших дочек. Гусар, однако, даже у церкви не сделал выбора. Пришлось всем троим в подвенечных платьях с выпирающими животами выстроиться перед гусаром, как на плацу. Поскольку за отмеренные десять минут жених так и не выбрал невесту, папаша, взял его за шиворот и подвел к самой старшей, а сослуживцы, не будь дураками, за приличное приданное разобрали двух оставшихся невест. Так что все закончилось ко всеобщему удовольствию.