ШКОЛЬНИКОВ. Да чего вы боитесь? Если вы ни к чему не причастны, вам нечего бояться. А я верю, что не причастны.

ФРОЛОВА. Правда? Вы так думаете?

ШКОЛЬНИКОВ. Я – да. Но если взглянуть на этот протокол со стороны… С мужем, осужденным как враг народа, не развелась. О Сундукове не хочет вспомнить даже мелочи. Только не говорите мне, что ничего не слышали. Он что, из другого теста, чем наш Ефим Григорьевич?

ФРОЛОВА. Не из другого. Еще и как не из другого. Из такого не из другого!

ШКОЛЬНИКОВ. Вот видите. Да из того, что наговорил наш мэтр за последнее время, три дела при желании можно сделать.

ФРОЛОВА. Четыре. Четвертое – на вас. Не пресекли. Попустительствовали. Не приняли мер. Вы ведь тоже… с огнем играете.

ШКОЛЬНИКОВ. Подумайте лучше о себе. Вот как давайте сделаем. Дополним протокол. Примерно следующим… (Пишет.) «Находясь… как актриса… длительное время в тесном общении с обвиняемым Сундуковым… я не могла не слышать его многочисленных высказываний… на различные темы…» «Я допускаю, что среди этих высказываний…» Нет, лучше так: «Часть этих высказываний… могла носить… с точки зрения оценки советской действительности характер…» Враждебный?

ФРОЛОВА. Нет-нет, это неправда.

ШКОЛЬНИКОВ. Критический. Тоже нет? Нашел: «сомнительный». (Продолжает писать.) «Но… будучи полностью поглощена творческой работой…» Даже так: «напряженной творческой работой… а также заботами о семье и воспитании малолетнего сына… на эти высказывания я не обращала внимания. И поэтому…а также за давностью лет… никаких конкретных примеров привести не могу». Согласны?

ФРОЛОВА. Ну… Согласна.

ШКОЛЬНИКОВ. Очень хорошо. Я потом перепишу протокол и дам вам на подпись. Теперь второе. Нужно, чтобы вы подали заявление. Примерно такое: «Прошу расторгнуть мой брак с таким-то, осужденным тогда-то за то-то». Я потом набросаю. «В свое время я не сделала этого, так как находилась под влиянием сильного чувства любви, а также из ложно понятого чувства семейного долга…» Почему вы на меня так смотрите?

ФРОЛОВА. Мой брак? Разве он существует?

ШКОЛЬНИКОВ. Официально – да. Вы же не получили извещения о его смерти?

ФРОЛОВА. Нет.

ШКОЛЬНИКОВ. Значит, он для вас – официально – жив. Более того, вы даже не имеете права – официально – знать, что его расстреляли.

ФРОЛОВА. Кажется, я схожу с ума.

ШКОЛЬНИКОВ. Доверьтесь мне. Я знаю, что делаю. Я посоветовался… с кем надо. Не было связи с Москвой, поэтому мы разговариваем только сегодня. Именно так все и нужно сделать. Ваша просьба о разводе – тоже знак. Что вы осознали. Понимаете? Мы приложим хорошую характеристику. И все будет в порядке. После окончания срока вы даже сможете вернуться в Москву. Не сразу, конечно. Поработаете пока в нашем городском театре. Заберете к себе сына, мы поможем с жильем.

ФРОЛОВА. Неужели это возможно?

ШКОЛЬНИКОВ. Все будет хорошо. Сначала сыграете в этом спектакле. Наши руководители своими глазами увидят, какая вы актриса. Потом возьмем пьесу специально для вас…

ФРОЛОВА. В этом спектакле? Нет, только не это! Это же… Это же кончится… Нет, я… я не могу играть. У меня амнезия, выпадение памяти. Петр Федорович, миленький, отпустите меня – на котлованы. Там… свежий воздух, цветы.

ШКОЛЬНИКОВ. Какие цветы? Пурга!

ФРОЛОВ. Да, цветы. «Вот – незабудки… это на память!.. А вот павилика – она означает верность… Вам полынь; она горька, как горько бывает раскаяние… Я хотела дать и фиалок, да они все завяли… когда умер отец мой…»

ШКОЛЬНИКОВ. Как – умер? О чем вы говорите?

ФРОЛОВА. «Говорят, он тихо скончался…» Это Офелия.

Пауза.

ШКОЛЬНИКОВ. Неплохо. Но хороший психиатр расколет вас без труда. А у нас хорошие психиатры.