– Но меня удивляет другое, – призналась Юлия Павловна.

– Что именно?

– Почему Людмила Сергеевна телефон в больницу не взяла?

– Наверно знала, что он ей больше не понадобится, – задумчиво сказал Вадим Олегович и в свою очередь поинтересовался, – а вы почему сюда не заходили? Теперь ведь вся квартира ваша. Давно бы его нашли.

– Да я вообще до девяти дней сюда заходить не собиралась. И потом, мне всё время кажется, Людмила Сергеевна ещё тут. Встаю утром, слышу, на кухне кофе варит. Ложками звенит, воду наливает. Вхожу туда – никого. Кстати, хотите кофе?

– Давайте лучше по рюмочке пропустим, а то опять реветь надумаете, а я женские слезы не люблю, не выношу даже. Они меня в ступор вгоняют. Поэтому, если хотите ещё поговорить, слезы на потом оставьте. Чтобы уже без меня.

На кухне уже полностью оправившаяся от былой робости и прилично захмелевшая Юлия Павловна защебетала как иволга. Ей не хотелось отпускать Вадима Олеговича как можно дольше. Страх одиночества, притуплённый, правда, принятой дозой алкоголя, так и не ушёл полностью. Поэтому женщина старалась как могла:

– Я, конечно, не хочу, чтобы вы уходили! Кстати, я про вас совсем ничего не знаю. Сегодня только я все болтаю, болтаю, а вы только слушаете терпеливо. Можно я вас ещё о чем-то спрошу?

И не дожидаясь согласия, Юлия Павловна выпалила сразу несколько вопросов:

– Вадим Олегович, у вас семья большая? Живёте, вон, в такой огромной квартире, наверно большая должна быть семья? Может, дети с вами живут или внуки. А кстати, внуки у вас есть? А жену, правда, Пенелопой звать? Странное имя, ну, впрочем, сейчас как только не называют.

– Пенелопа? Мою жену зовут Пенелопа?! – Вадим Олегович округлил глаза, а потом раскатисто захохотал.

– Откуда вы это взяли? – сквозь смех задал он вопрос.

– Людмила Сергеевна часто говорила, что вы со своей Пенелопой у нее над головой вечно разборки устраиваете по ночам. Мы ещё всё гадали, что у вас там – спальня или гостиная.

Тут Юлия Павловна опять смутилась и пробормотала виновато:

– Господи, дурочка, зачем я только спросила об этом? Неудобно как, простите меня, пожалуйста!

Осознав неловкость ситуации, Юлия Павловна по привычке начала терзать подол своего платья, свисавший с закинутой на ногу правой ноги. Вадим Олегович мягко взял её за руку и, положив эту руку на стол, тут же убрал свою.

– Да бросьте вы, Юлия Павловна! Это Людмила Сергеевна просто в шутку сказала.

– Да, она в шутку, а я за чистую монету приняла, даже не переспросила ни разу!

– Я не обиделся, и перестаньте уже расстраиваться по любому поводу, иначе никаких нервов не хватит, – добродушно пробасил Вадим Олегович.

Потом наклонился чуть ближе и сказал, ободряюще подмигнув Юлии Павловне:

– А над той комнатой, где Людмила Сергеевна спала, у меня кабинет. Я там засиживаюсь допоздна. Вот иногда с Марусей в кабинете и разговариваю. Не знал, что такая слышимость, а то бы давно звукоизоляцию сделал.

– Маруся?

– Марина вообще то, но я зову Маруся. Она бесится от этого, а мне имя Марина не нравится. Поэтому называю жену Марусей, но исключительно за глаза. А так, в быту использую безличные выражения – милая, там, родная, солнышко…

– А дети у вас есть?

– Есть две дочери от первого брака. Одна взрослая уже, которая старшая. В Америке живёт, училась там и замуж вышла. У неё уже двое детей, две девчушки. Я их не видел живьем ни разу. Только по видеосвязи иногда общаемся. Да и то – разве это общение, маята одна. Внучки по-русски всего пару слов знают, а я столько же по-английски. Пока дочка туда-сюда переведёт, девчушки уже устали, им бегать хочется. А с младшей дочерью мы вообще не о общаемся, жена бывшая постаралась, – и Вадим Олегович, коротко вздохнув, обратил взгляд куда-то вдаль, очевидно задумался.