Открыв для себя Англию, этот великий путешественник, служивший у Козимо III[202], на некоторое время потерял интерес к иберийским сладостям и, казалось, забыл об испанских сахарных посыпках и пастилках, сиропах и «цветочном шоколаде». Поддавшись чарам «прекрасного туманного острова», Магалотти изложил рецепт «впечатляющего английского кушанья», восхваляя новое блюдо, пришедшее с другого берега Ла-Манша:

Смешанное с «манной Каракки»[204] (с шоколадом), сбрызнутое эссенцией амбры и перелитое в фарфоровую вазу, украшенную цветами, альбионское «желе высшего качества» было готово.

Вольнодумный католик, который дышал воздухом самых престижных королевских дворов Европы, в чьем «благородном облике <…> чувствовалось его великое происхождение» и «его хорошие манеры» (А. М. Сальвини), культурный посредник, импортер иберийских и заальпийских новшеств, при этом гордившийся великой римской и тосканской традицией, а также критикующий, если потребуется, самые сомнительные особенности чужих культур, этот флорентиец с легким римским акцентом, зорким глазом и феноменальным обонянием, который всегда выбирал лучшее из отличного, эксперт моды и изысканный советник знатных мужчин и женщин по вопросам перчаток, драпировок, париков, фарфора и парфюмерии; истинный знаток искусства, «натурфилософ», неравнодушный ко всем диковинам и чудесам природы, полиглот и переводчик самых редких восточных языков, благородный «заложник» великого герцога Козимо III и член его Государственного совета, ревизионист Галилея, вхожий в Оксфордский университет и Королевское общество[205]; Магалотти также был одним из первых итальянцев (перед началом англомании в XVIII веке), влюбившихся в чудесную Англию, «прекрасный зачарованный остров, / любимое место / с прекрасной погодой и удовольствиями»[206].

Поклонник «славных парижских застольев» и галльского «гения нации», проявляющегося в «изысканных деликатесах» (он, который мог ужинать дома за «маленьким столиком» у камина и чей ужин состоял из «двух ложек каши, четырех кусков измельченного телячьего мяса, запеченного яблока и щепотки соли»)[207], во время своего пребывания в Париже в 1668 году впечатлился «чистотой кухни и буфетной» владелец кухни Де Нуайе, «изысканностью» его роскошного постоялого двора, расположенного на окраине столицы, в «местности Сен-Клу»: