– Не сразу, – ответила она. – То есть, вы кого-то мне все время напоминали, но вы так изменились с тех пор…

– А вы, княгиня, – ничуть! То есть, для меня – ничуть! Уверяю вас, вы все так же прекрасны!.. Я, собственно, и прибыл сюда лишь поскольку до меня случайно дошли сведения, что вы обретаетесь именно тут. Кстати, воды эти, хоть и недурны на вкус, но вовсе бесполезны для меня, поскольку желудок у меня, несмотря на мою голодную молодость, совершенно здоров.

– Но княгиня! – взмолился Львовский. – Не мучьте, поведайте, что же, однако, произошло тогда там, в Петербурге.

Впервые за время нашего знакомства она на лице ее выразилось смущение.

– Ах, – проговорила она, – нелепейшая история. Кстати, вы правы, профессор, эту мысль навеяла мне именно сказка из «Тысячи и одной ночи»: помните, там некий визирь изменил своей жене? Вот и мой Мишель, то есть князь Ахвледиани, умчался от меня с какой-то демимонденткой в Париж. Вот я, как та жена из сказки, и решила со зла: отмщу ему тем, что, что сойдусь с самым нелепым, самым гадким, самым уродливым, самым грязным… О, профессор, простите, простите меня! Я была так ветрена и в то же время так жестока по отношению к вам! Теперь я, поверьте, иная.

И Финикуиди отозвался:

– Я верю, я верю вам… И вот… посмотрите… – С этими словами он показал всем пятирублевку. – Клянусь, это – та самая?

– И вы ее хранили столько времени? – удивилась княгиня.

– Как видите. Даже в самые тяжелые минуты не промелькнуло желания ее разменять. Позвольте же вам ее вернуть, поскольку я тогда не сумел.

Сколь это ни удивительно, в этот момент именно Евгеньева проявила чувство такта.

– Пойдемте, господа, оставим их, – тихо сказала она. И добавила: – О, это было так романтично!..»

Рассказы Шумского и Грыжеедова, признаться, весьма банальны. [Полагаю, дядюшка вставил их лишь для того, чтобы вытянуть все отмеренные названием десять вечеров, мы же их без всякого ущерба для читателя опустим.]

На девятый вечер фант выпадает г-ну Петрову. Он со слезами на глазах рассказывает не столько эротическую, сколько жалостливую историю о том, как его, учителя гимназии, оклеветала из мести одна гимназистка в посягательствах на ее девичью честь. Рассказ его на столько же мало интересен, насколько (как это вскоре выяснится) и лжив.

Наконец, вечер десятый. Рассказывает Ми.

Она, девочка из бедной семьи, испанка по происхождению (Микаэлла ее истинное имя), вдруг повстречала «прекрасного принца» и бежала из дома вместе с ним. Ее принц, однако, оказался владельцем публичного дома, – и чего ей только не пришлось перенести! Заканчивает она свой рассказ словами, что-де затем она и прибыла в этот пансионат, чтобы поквитаться со своим «принцем»; при этом взгляд ее устремлен на Петрова.

Он вскакивает, но остальные пансионеры хватают и ночью все вместе провозглашают ему смертный приговор, который, также вместе, приводят в исполнение.

Это последний из вечеров в «Парадизе», происшедший накануне освобождения его постояльцев из ледяного плена.

* * *

Теперь – о днях.

Тут разворачивается сразу несколько детективных сюжетов.

Как упоминалось, в момент прибытия в пансионат ПВ его там уже поджидал (пардон!) «свежий труп» некоего г-на Сипяги. Причиной смерти все считали укус неведомо откуда взявшейся змеи: все симптомы сходны. Но Финикуиди, осведомленный в вопросах серпантологии, говорит, что змеи с такими именно свойствами яда в здешних местах не водятся.

ПВ, когда-то, до начала своей прокурорской карьеры, служивший судебным следователем и неплохо осведомленный по части криминалистики, начинает собственное расследование. Некоторые его методы остаются (благодаря трубе дымохода) почти сокрытыми для нас. В оставшихся строках описания это выглядит примерно так: