Что же это может все-таки быть? Такие редкие… Да, довольно редкие ощущения. Неясно даже – приятное это, или что-то отвратительное щекочет в груди. Какая-то новость? Интересное предложение? Гениальная идея? – такое бывало во времена вдохновения. Но что же могло такое произойти? Может какая-то девушка? В общем, тоже неплохо. Если какая-то девушка способна была вызвать такие эмоции, то надо непременно ее найти!

Но никакой такой девушки он не помнит вчера. Ни такой и никакой вообще девушки он вчера у себя не помнил. Он принялся было рисовать в воображении всевозможных красоток разных видов и стилей, но после нескольких легких набросков оставил это. Само настроение в последнее время было у него тревожное, там не было особенно места для флиртов. Он часто впадал в воспоминания или наоборот грезил, рисовал какие-то события, могущие еще произойти. И которых он бы желал. Но часто эти рисунки из более-менее конкретных, пейзажных, переходили постепенно в некие абстрактные формы, в конце концов, визуально практически неразличимые. Это была последовательность каких-то полотен со смешанными цветовыми оттенками, иногда с вкраплениями каких-то реальных образов. Несмотря на неопределенность визуальную, они приводили его в различное эмоциональное состояние. И угадать, куда вынесут эти лабиринты подсознания, было нельзя. Иногда можно было очнуться в тоске, иногда – в состоянии агрессии. А в лучшем случае, что бывало – в состоянии дикого ликования и радости. Наиболее важной реакцией этих грез для него считалось побуждение к действию.

Вдруг он почувствовал, как земля уходит из-под его ног. Из-за сильного приступа головокружения и слабости он едва устоял на ногах, опираясь руками в откос окна. Тошнота подкатила к горлу. Комнату наполнил какой-то тяжелый воздух, и он снова распахнул форточку, несмотря на озноб, и решил все же согреться горячим крепким чаем. Без всяких мыслей, как в оцепенении, он побрел на кухню. Уже извлекая спичку из коробка, он увидел, что одна из ручек на плите повернута наполовину. В это мгновение стало ясно, что такое тяжелое наполнило воздух в квартире. Мгновенно вспомнилась ночная деталь. Спички выпали из рук, он закрыл газ и, держась за стены, снова побрел к окну.

Ночью, вспомнилось, уже под утро, когда все разошлись, он почувствовал, что остался один. Что он давно уже один, словно изначально, с самого начала, все эти годы он был один. Весь дом теперь спал, стояла тишина, и все предметы были подчеркнуто неодушевленны. Даже пластинки с записями любимой музыки и книги. И тогда от тоски захотелось увидеть огонь. Просто смотреть на пламя как на проявление цивилизации, олицетворение естественного движения в природе. Почувствовать себя неотъемлемой частью всех и всего. Эта связь через трубы газопровода, которые разошлись по всему городу и заходят в каждую квартиру, была для него сейчас как связь ребенка с матерью еще до рождения. Захотелось увидеть этот синий горячий цветок, смотреть на пламя и греть руки и воображение, слушать шипение его, словно медитативную музыку, под которую он отрешится от всего окружающего, станет легким и свободным. И как тепло растекается от рук в его организме, так он растворится во всем пространстве.

Занимая свой хмельной рассудок, он открыл газ, глядя невидящим взглядом на залитую убежавшим кофе плиту. Он повернулся к столику за спичками, и взгляд его упал на новый календарь с изображением пейзажа долины среди гор. Вдруг он вспомнил, как сам бывал в тех местах, шел по той самой долине и к нему вернулись те ощущения, которые он принес оттуда. Его потянуло в сон. Самого предвкушения избавления от одиночества с помощью огня оказалось достаточно, чтобы рассеять и притупить тоску. Важнее огня теперь оказался сон. Стало сладко от осознания, что в распоряжении у него есть еще все тот же сон, в который можно погрузиться, как в горячую ванну, и выбираться уже не захочется, кажется, никогда. Забыв о синем цветке, он отправился в комнату к кровати, не видя ничего, кроме долины среди гор.