– Где дельты? Где трапеции? Мои квадрицепсы?!..

Люди шарахаются в стороны. Разъяренный атлет являет собой зрелище критически опасное для впечатлительных.

Когда культурист находит зеркало, он срывает с себя одежду, позирует, несколько успокаивается, но все-таки остается недовольным, и схватив охапку штанов-свитеров, бежит утолять свою страсть холодным и равнодушным, но все же верным железом.

Он и два Царства

Штора в сером свете раннего зимнего утра извивалась, как бы балуясь со снежинками, влетающими с ветром в распахнутое окно. А за окном уже начал осваиваться тот самый свежий новый год, который этой ночью все люди так отчаянно встречали. Словно произошла смена караула. Усталый, отстоявший свою вахту, часовой плелся куда-то восвояси на отдых, оставив все хозяйство на того нового, что принял пост.

Год пришел новый, а люди и все остальное остались старые. Он открыл глаза. Комната так остыла, что от холода ныли кости. Медленно он пытался прийти в себя, восстановить прошедшие события, как это бывает с каждым, пробуждающимся от тяжелого сна после крепкой пьянки. Его знобило, голова была налита свинцом и трещала и звенела, словно пустая кастрюля, которую уронили в подъезде на верхнем этаже и она, подскакивая, катится по ступенькам вниз, этаж за этажом, и наполняет весь подъезд пронзительным и неприятным громыханием. На левый глаз что-то давило изнутри чем-то островатым, что со своеобразной отвратительной гармонией вписывалось в общую картину тяжелых ощущений.

Подобное он испытывал прежде не раз. Но нынешнее состояние было все-таки чем-то уникально. Казалось, что было гораздо больше событий, стертых из памяти алкоголем, чем обычно. Кроме обычного удовольствия от выпивки и ощущения всеобщего праздника, было что-то неопределенное, даже интригующее. Он слез с кровати. По времени, которое он определил по состоянию освещенности и людности за окном, было ясно, что спал он очень недолго. Поняв это, он почувствовал легкое облегчение. «Конечно же, совсем не проспался! Потому и такая дикая болища в голове».

«Как же снова все серо и уныло вокруг» – эта мысль молниеносным импульсом прошла через его тело и попала в такт с ударом сердца, отчего оно ухнуло вдвое сильнее и в виске резко кольнуло. Этот короткий импульс посеял тревогу. Смутное недоверие овладело им. Он захлопнул окно и поежился. Штора успокоилась. Последние снежинки таяли на полу. Там уже было довольно мокро. Он огляделся вокруг, и сразу пожалел об этом. Холодно. Было холодно и тревожно. Посмотрел за окно. Пожалуй, там чуть лучше – свежий снежок. Он любил свежий снег, если только стоял устойчивый мороз. Ветер был сильный. Он гонял снежинки, не давая им приземлиться, параллельно плоскости этих сонных улиц.

«Надо выпить горячего чаю», – пробубнил внутренний голос. Он стал цепляться за свое интригующее воспоминание, или, скорее, ощущение – вспомнить он не мог даже предмет, что-то основное, от чего можно было бы оттолкнуться. В общих чертах он видел все свое вчерашнее веселье. Весь день был приблизительно перед глазами, ночь рисовалась чуть четче, чем день. Но тут не было ничего такого, что вызывало бы такие странные ощущения. От прошедшей ночи осадок в целом был, как обычно, неприятный. Да, веселились, кутили, но теперь все это прошло и скоро будни. Потрачены деньги и с ними будут серьезные перебои впереди. С кем-то снова поругался… От этого сердце сжалось. Зачем? Ради чего говорил о вещах, которые дороги сердцу в таком виде, в котором вообще уже говорить сложно. И все равно ведь уже и не слушал никого, значит, поругался сам с собой. Замечательно, нужно попытаться помириться с собой…