– Давно его не было… – задумался Савелий Карпович, находясь под впечатлением от сна Тани и ее видения отца.

– Чем больше будет сопротивление Даши, тем сильнее будет он, – сказал Матвей, закидывая в печь дрова.

– Что будем делать? – Савелий Карпович достает из под скатерти белое совиное перо.

– Пока ничего. Все зависит от Тани, – Матвей ушел в свой рабочий кабинет, и закрылся там.

Савелий Карпович лег на диване, накрывшись пледом. Едва он закрыл глаза, как услышал скрип половицы. Будто бы в зале есть кто-то кроме него. Скрип половицы сопровождался мужским холодным и тяжелым вздохом. Савелий Карпович открыл глаза. Скрип половицы прекратился. Савелий Карпович медленно повернул голову, ожидая что-то необычное и страшное. Но ничего не случилось. Савелий Карпович резко встал, огляделся, замер. За окнами мелькнула чья-то тень. Савелий Карпович подпрыгнул к окну, зашторив шторы. Полярник пополз по стенке, до входной двери, чтобы проверить, закрыт ли замок.

– Ловишь барабашку? – спросил Матвей, стоя на кухне, держа в руке стакан с водой.

Савелий Карпович отпрыгнул от двери, хватился за сердце, и безумным взглядом смотрел на Матвея.

– А ты мои нервы испытываешь? – спросил полярник, укладываясь на диван.

– Ты же знаешь, что делать. Так зачем же идешь у него на поводу? – Матвей прошел к дивану, и нагнулся над Савелием Карповичем, будто бы призрак.

– Матвей, дай поспать! Это ты не ведаешь ни времени суток, ни времени года…

– Здесь и так уже есть люди, которые истончают страх. Хочешь кормить его еще своим – пожалуйста. Только будь аккуратен. Он ненасытен, – сказав, Матвей снова закрылся в своем рабочем кабинете.

***

Утро. На диване, на первом этаже, сидит Таня. К ней подсаживается Даша, берет ее за руки.

– Ты никогда раньше не кричала по ночам, – сказала Даша.

Матвей налил чаю в термос, начал собирать рюкзак.

– Савелий Карпович! – крикнул Матвей на второй этаж, – Нам пора! Я пойду, приготовлю автомобиль, а вы пока одевайтесь!

Матвей завел буханку заранее, чтобы она прогрелась. Позавтракав, Таня оделась, и выбежала на улицу.

– Она никогда раньше не кричала по ночам, – сказала Даша, стоя у окна. Она смотрела на резвящуюся дочку, нарезающую круги вокруг машины. Матвей хлопал в ладоши, и пытался еще больше раззадорить девочку.

– Отпусти ее, и она больше никогда так не сделает, – Савелий Карпович помог одеть Даше куртку.

– Отпустить?

– Ты ее душишь своей опекой.

– Но я боюсь за нее! – Даша села на диван.

– Твой страх заставляет ее держать на привязи, контролировать ее каждый шаг! – Савелий Карпович махнул рукой, приглушив на кухне свет.

– Я мать! И я боюсь за свое дитя!

– Это говоришь не ты, а твой страх. Забота и опека – вещи разные. Когда ты даешь ребенку внимание, но не обрубаешь его доступ в мир – это благо, забота, внимание и любовь. Когда уже начинаешь следить за каждым шагом, звонить, говорить «Нельзя!», – со стороны своего чада вряд ли встретишь понимание.

– Она еще мала, не понимает этого!

– Все мы вырастаем, и становимся родителями. Чтобы не совершать ошибок своих отцов и матерей мы должны сделать выводы из своего детства, и дать ребенку жизнь. Жизнь, а не мир за решеткой твоих принципов и желаний.

– Здесь мы в опасности! Она бегает по этой стуже! Она часто болеет! Простудиться! А шарф?! Она забыла обвязаться шарфом! – Даша хватает шарф, бежит к двери. Но перед ней вырастает фигура Савелия Карповича.

– Пустите! Пустите меня! – Даша кричит, машет шарфом, – Вы! Вы! Вы не знаете, как мы лежали в больнице, с воспалением легких! Вы не знаете, как она ходит, ведет себя! А здесь… здесь даже врачей нет. Случись что, куда ее вести? Она же умрет! Я тогда пойду за ней!