– Да, это правда. Но, думаю, это собаки воют – несколько собак ночью выпускают сторожить кладбище, но они сюда не забегают, не боись! Ложись сюда, – заботливо прошептал Цыган, бросая Леньке большую доску. – Утром поговорим, что дальше.

Кольцо людей вокруг костра стало таять, все расходились на ночлег; а один худой и высокий разбросал поленья, затушил костер и улегся рядом с тлеющими углями.

– Если бы не эти угли и жаркий день, Ленька бы не смог отогреться, он и сейчас-то слегка дрожал, но потом приятное тепло разлилось по телу, и сон сморил его.

1.2 Тайная жизнь кладбища

Леонтий даже не заметил, что уже прошел месяц, как он стал членом этой коммуны сомнительных людей, которых волнами истории, личных неурядиц, ленью и пьянством прибило к этому берегу, или можно сказать, кораблю, которым стало для них Смоленское кладбище. Оно было самым старым в Петрограде, и сохраняло какую-то ауру загадки и зловещей тайны.

Наступившая осень не пугала Леонтия, именно так он просил себя тут называть, потому что к этому времени он обзавелся теплым гардеробом и кое- какими полезными вещами – бритвой, ложкой, и почти новой фаянсовой тарелкой с отбитым краем.

Ночи становились холоднее, и количество ночующих на кладбище становилось все меньше. Некоторые, беглые, возвращались в брошенные семьи, а большинство перебралось в ночлежку на Боровой. Ночлежек тоже становилось меньше, чем до революции, при царе, сейчас многие переделывали в общежитие для рабочих.

В ночлежке было теплее, уютнее и можно было помыться. Леонтий уже бывал там пару раз. Но те, кто уходил в ночлежку, все равно возвращались на кладбище, к своим. Бесследно пропала только единственная женщина – старуха Агафья, со своим великовозрастным сыном лет 15-17, остальные нет-нет да и возвращались. Агафья была одутловатая старуха с торчащими из-под платка седыми космами и наполовину беззубым, шамкающим ртом. Сын производил впечатление юродивого, все жался к материнской юбке и мычал что-то бессвязное. Им неплохо подавали в выходные, возле храма Святой Животворящей Троицы, в центре кладбища, в России всегда испытывали особое сочувствие к юродивым. Она пила горькую, а последнее время и сын пристрастился выпивать во время вечерних посиделок у костра. Говорили, она из семьи богатых купцов. Куда она исчезла, никто не знал, может к родственникам подалась, они у нее жили где-то под Гатчиной…

Только потом Леонтий узнал, что ей было чуть больше сорока лет. Всего на десять лет старше его!

Остальная братия зарабатывала кто, чем мог. Были в компании и явные карманники, а некоторые возвращались после отсидки в тюрьме за более серьезные правонарушения, большинство не гнушалось и воровством еды с могил. Если родственники приносили сухарь, или пряник на могилу, он, как правило попадал на вечернее пиршество компании. Главным их правилом было – дележка едой, тех у кого день не задался, подкармливали в складчину. Благодаря связям Тихона, удалось Леньке справить документы, но за эту услугу ему пришлось долго бесплатно отрабатывать на вокзале, возвращая долг, по ночам он разгружал вагоны. До сих пор иногда не гнушался работой грузчика: то при перевозке мебели, то опять приходил на вокзал, где его уже знали.

От тяжелой работы ныла спина, но зато окрепли мышцы. И теперь ему не было равного в драке, когда завязывались потасовки. Эту тяжелую работу, за которую платили гроши, нужно было еще завоевать! После этих драк у него на всю жизнь остался глубокий шрам над правой бровью.

Назавтра начальник, которому он помогал при разгрузке тяжелой старинной мебели, увидев его ловкость, и как он поправил ему выбитую притолоку, позвал его отремонтировать частично утраченный паркет в его огромной квартире. Чем-то понравился ему Ленька, вызвал доверие.