Усмехнувшись, Володя заглянул через его плечо, прищурился и прочитал:

– Гипербола – разновидность тропа, основанная на преувеличении. Пример: «реки крови», «море смеха»…

– А это звучит все вместе неплохо, правда? – сказал Макс. – Реки крови, море смеха. Пожалуй, украду у них это.

– Годится только для какой-нибудь эпатажной чернухи, – возразил Володя. – Я лично не стал бы такое писать.

– А ты когда-нибудь вообще что-то писал? Я не помню такого.

– Однажды было, кажется, еще в детском доме. Начитался поэтов и решил себя в этом деле попробовать. Просто никому не показывал… Правильно делал – недавно нашел эти шедевры и снова порадовался, что не показывал.

– Может, покажешь сейчас?

– Категорическое нет! Даже не проси, – Володя с улыбкой прошел к плите и поставил чайник. – Ты тонкая, поэтическая натура, тебе нельзя это показывать – заснуть еще не сможешь после такого.

– Нет, с тобой сегодня точно что-то не так, как всегда! – Макс с подозрением смотрел на него.

– Это точно, что-то совсем не так…

– Так в чем дело?

Володя вздохнул и покачал головой.

– Не спрашивай, я пока ничего рассказать не могу.

– Какие-то тайны у тебя…

– Бывает и со мной такое, – согласился он.

Они выпили кофе, думая каждый о своем, и Володя решил, что пора ложиться спать – все же в одиннадцать утра мастер-класс в больнице, который они долго готовили.

Он собирался уходить, но Макс его окликнул.

– Послушай, – его лицо стало на удивление серьезным, и Володя понял, что сейчас будет что-то важное. – Тебе никогда не казалось, что наш город… ну… как-то отделен от окружающего мира? Не случалось пугаться, что однажды выйдешь за его пределы – и попадешь не туда, куда направлялся, а в какую-нибудь другую вселенную? Или обнаружишь, что окружающего мира не существует… А то, что мы видим по телевизору – просто сигнал из другого мира.

Володя посмотрел на него с изумлением. Это было какое-то неприятное переживание, которое и у него временами бывало, но окунаться в него вновь он не хотел.

Он медленно покачал головой:

– Надо тебе просто меньше пить наливки, и не будет тогда диких фантазий…

– Да послушай!.. Я же вижу, что тебе просто не хочется говорить об этом… Так было или нет?

Владимир склонил голову и прищурился, вспоминая:

– Ну ладно – было пару раз… Но тебе не кажется, что во всех провинциальных городах у людей бывает такое мироощущение?

– Ну не знаю… Это надо тогда жителей всех провинциальных городов опрашивать…

– Да, много времени опрос займет.

– Но мы с тобой даже ни разу не были в столице, – гнул свое Макс. – Тебе не кажется это странным? Как будто город держит нас…

Володя покачал головой:

– Я же все-таки уезжал в двенадцать лет…

– Ну да, конечно, очень далеко – в областной детдом.

– Тем не менее, это было! Да и в душе я путешественник, и когда-нибудь осуществлю свою мечту.

Макс хохотал так громко, что соседи снизу начали стучать чем-то по батарее.

– В душе путешественник! – проговорил он. – Ну, разве что в душе.

Володя только улыбнулся, не обижаясь на друга. Он прекрасно понимал, что никаких возможностей уехать куда-либо у него не было – и пока не предвидится. Он закрыл эту тему своей жизни, просто смирился, как смиряется, например, прикованный к коляске инвалид с тем, что полноценная физическая жизнь ему будет отныне недоступна.

Его мысли перекинулись на Любу. О чем бы он ни думал и ни говорил, кончалось все одним – ее милым образом, от которого одновременно становится сладко и тяжело, а счастье густо перемешивается с непонятной тревогой…

24

Во сне он так же мастерски владел хореографией, как Люба, и они танцевали вдвоем на большой пустой, темной сцене.