Тоня спохватилась первая и стала перекладывать из сумки на тумбочку, стоявшую в изголовье Гришиной кровати гостинцы. Яблочки нового урожая с едва покрасневшими бочками, разноцветный мармелад в кульке из серой бумаги, арахисовую халву в железной расписной коробке, розовые и белые дольки зефира.

Кроме сладостей, коими Тоня из раза в раз баловала Гришу, заботилась она и о его духовной пище. Ветхие, с засаленной обложкой книжки «Нового мира», где на протяжении трёх уже лет печаталась шолоховская эпопея «Тихий Дон». Журналы эти принадлежали семейству Тони, и Гриша читал их не спеша, а вот зачитанную до дыр «Как закалялась сталь» она взяла в библиотеке. На книгу эту, оставившую в душе Гриши неизгладимое впечатление, выстраивались очереди, и библиотекарь ревностно следила за тем, чтобы читатель возвращал её в точно обозначенный в циркуляре срок. Гриша прочёл её залпом, за полтора дня и теперь с благодарностью возвратил книгу заботливой девушке. А пока она убирала её в сумку, аккуратно перелистывал страницу за страницей журнала, предвкушая захватывающее чтение.

– Тебе вставать уже можно? – спросила Тоня, усаживаясь, как обычно, на краешек кровати.

– Можно, но дальше палаты меня не выпускают пока. А что?

– Нет, ничего, просто в вестибюле мои родители… Я позову их, ладно?

– А зачем? – невпопад спросил опешивший Гриша.

Тоня улыбнулась.

– Должны же они тебя поблагодарить! Они и так переживали, что раньше прийти не могли – папа был в долгой командировке, только вчера приехал, а послезавтра снова уезжает. Я маму вообще-то приводила, но тогда ты был без сознания… Так я скажу, чтобы они пришли, ладно?

Гриша чувствовал себя неловко. Ну, к чему эти благодарности! Он думал, что они как всегда посидят вдвоём, поболтают, что он будет опять держать её маленькую ладошку в своей руке, а тут – родители…

Тоня, угадав, что происходит на душе её храброго заступника, одарила его одной из своих очаровательных улыбок.

– Они у меня очень хорошие, вот увидишь. А мама просто влюблена в тебя.

– А ты? – вырвалось вдруг у Гриши.

Тоня, открывавшая в эту минуту двери, на миг обернулась и так посмотрела на него, что Гриша чуть не задохнулся от нахлынувшего на него счастья.

Минут через пять в палату вошли высокого роста мужчина в белой рубашке «апаш» с расстегнутым воротом и закатанными до локтей рукавами, лысый, с массивным носом и очень миловидная женщина, в платье «чарльстон» со слегка заниженной талией, отделанное аппликацией. Она была копия Тони, только повзрослевшей.

Михаил Александрович крепко, но осторожно пожал руку Гриши, выразил восхищение его бесстрашным самоотверженным поступком, назвал его настоящим комсомольцем. А Мария Васильевна по-матерински просто обняла его, тоже собралась было сказать какие-то тёплые слова, но не выдержала, заплакала.

– Если бы не вы, если бы не вы! – качала она головой, покрытой кокетливой белой шляпкой, поля которой были украшены декоративными васильками.

И Михаил Александрович, отвернувшись к окну, стал усиленно сморкаться в большой клетчатый платок, вынутый им из кармана брюк. Тоня принялась утишать родителей, а у Гриши от похвал загорелись уши. И тут весьма кстати в палату вошла Алёна с Павликом. Далее последовало знакомство, новые слова благодарности, новые слёзы.

А Павлик тем временем, углядев на тумбочке брата соблазнительные пузатые кульки, незаметно для окружающих в какие-то несколько минут едва ли не ополовинил их содержимое. Он частенько помогал Грише таким образом справиться с провиантом: съесть всё, что приносила одна только, Тоня ему всё равно было не под силу.