К счастью вскоре дела его и вправду пошли на поправку. От врачей он узнал, что заточка, которую ему вонзили в подворотне, прошла всего в двух сантиметрах от сердца. Возможно, что и это не спасло, если бы его так быстро не доставили в больницу. Тут уж он должен благодарить…

– Сам увидишь от кого, – заинтриговал Гришу молодой краснощёкий врач в белой шапочке.

Однажды в послеобеденный час, задремавший Гриша, услышал, как тихо скрипнула дверь в его палату, и кто-то вошёл, сделав несколько робких шагов. Для визита родителей час ещё не пробил, а сиделка ступает более уверенным шагом. Впрочем, посетители могли прийти к любому и трёх его соседей, которых сейчас на месте не было. И как не сладка была дрёма, любопытство пересилило, он чуть приоткрыл веки…

Или же он всё-таки спал? Рядом с его койкой стояла девушка из его прежних видений. Русоголовая, кареглазая, небольшого росточка, накинутый на её плечи халат был ей столь велик, что девушка буквально тонула в нём, отчего облик её производил несколько комическое впечатление. Они долго смотрели друг на друга, затем Гриша улыбнулся; девушка ответила ему счастливой, приветливой улыбкой.

– Так это не сон? – едва слышно произнёс Гриша. Девушка лишь по движению его губ догадалась, что её о чём-то спросили. Сделав маленький шажок вперёд, она вопросительно подняла тоненькие бровки, как бы переспрашивая.

Собравшийся с силами Гриша намеривался повторить вопрос, но его опередил вошедший в палату молодой краснощёкий доктор – Иван Иннокентьевич.

– Ну, поблагодарил свою спасительницу? – весело улыбаясь, спросил он.

– Нет, нет, что вы! – бойко запротестовала девушка. – Это я должна благодарить, я! – от досады на несправедливые по её мнению слова доктора, она всплеснула огромными рукавами-крыльями своего халата. – Он спас мне и жизнь и…честь, – девушка совсем смутилась, и румянец залил её нежные щечки.

– Вот как! – удивился Иван Иннокентьевич. – Да ты у нас герой, стало быть, Григорий?

Тут уж и Гриша засмущался. Он не мог постичь смысл горячих реплик этой милой девушки, облачённой в безразмерный халат. Спас ей жизнь… герой… нет, это перебор, конечно. Ну, врезал одному негодяю, с другим сцепился, потом эта страшная боль под левой лопаткой… А более он ничего и не помнил, очнулся уже на больничной койке. Хотя, если честно, слышать слова благодарности от такой девушки было чертовски приятно.

Первая беседа молодых людей долгой не была, оба конфузились, растеряно улыбались друг другу, и когда Иван Иннокентьевич, ненадолго покинувший палату, вновь вернулся и попросил гостью особо не утомлять слабосильного ещё паренька, девушка, присевшая на краешек кровати Гриши, поспешно поднялась и безропотно направилась к выходу, не смея перечить доктору. И как Гриша не харахорился, заявляя, что великолепно себя чувствует, Иван Иннокентьевич был непреклонен: на первый раз достаточно.

В открытых уже дверях милую гостью задержал вопрос Гриши, продублированный доктором: Гриша ещё не мог говорить достаточно громко:

– Он спрашивает ваше имя.

– Тоня, – девушка мило улыбнулась.

– А он – Гриша, – повторил за своим пациентом Иван Иннокентьевич.

– А я знаю! Я завтра приду ещё, можно? – Тоня вопросительно подняла свои тоненькие бровки, глядя на доктора.

– Ну, если Гриша не возражает…

Тот так отчаянно замотал головой, что она у него закружилась.

– Не возражает, – рассмеявшись, «перевёл» Иван Иннокентьевич.

Прошло всего несколько минут с момента ухода Тони, как в палате появились Алёна и Павлик. Увидев на похудевшем лице старшего сына улыбку, а в глубоко запавших глазах весёлые искорки, Алёна не выдержала и, опустившись без сил на придвинутый к кровати стул с белой прямой спинкой, заплакала, перепугав своих сыновей. И долго не могла успокоиться, свыкнуться, наконец, с мыслью, что самое страшной – позади.