А это означает, что Пушкин явил собой великолепие Вселенной под названием Россия – ведь красота дел его земных не меркнет, патиной времени не затягивается, а арапский профиль украшает стены и обложки религиозных и светских мировых культовых объектов.
«Когда же он решался быть любезным, – пишет А. Керн, – то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью его речи». Брат Пушкина Лев дополняет: «…он становился блестяще красноречив, когда дело шло о чем – нибудь близким его душе, тогда он являлся поэтом…»
Великий мирянин России, ее поэтический пророк, вечно присутствующий в нашей жизни; живой, как ртуть, кудрявый ясноглазый человек, одетая в гранит задумчивая фигура которого возвышается на собственном духовном пьедестале:
Переставляя своих богов, слова и образы, по усмотрению недремлющего поэтического внутренного взора, вверив себя чуткой подсознательной душевности, Пушкин воспроизводит вовне фонтан чудодейственных строк, коктейль великолепных речевых оборотов, называемых автором данных строк с очаровательной иронией» мое эгоистическое милое сумасшедствие» :
В стихах, обращенных к вечным темам и проблемам человеческого бытия, просматривается явное тяготение Пушкина к аллегоричности и притчевости, которые становятся одной из характерных черт его поэзии – лирической и трогательной, звонкой и пронзительной.
Автор в деталях, в подробностях воссоздаёт многоликое, всесильное Зло: равнодушие, безжалостность, чёрствость. В этом расчеловеченном мире людей уже нет, лишь тени, свора псов голодных, циклопы, супостаты, комья грязи. Бесконечен ряд негативных образов, создающих тягостную атмосферу: смрад, чернота, нечистоты, вонь, пустота, тлен, мрачная бездна, обоз смерти и завершающие его, грозные – неотступная старуха-смерть и царство Аида – с диким трехглавым псом Кербером.
Читатель буквально, физически ощущает «хлад осенний… до костей»; и как метафорически: как постоянное ощущение одиночества, беззащитности в мире, враждебном человеку.
Этот мотив переходит у Пушкина из физического мира в нравственное пространство, в котором он, Поэт, летописец пороков века, продуваемый гоголевскими ветрами «со всех четырех сторон», познавший убийственную силу Зла, чудовища Ахеронта, на себе, считает его разрушительным средством, растленным для души!
Над всеми образами Аида как символа униженной Души, обвинения Упырю злу возвышается образ Печальника, фигура Поэта, просящего милостыню для людей, увещевающий вывести их из отрога:
…И долго буду тем любезен я…
Что милость к падшим призывал
Образ обобщённый, многозначный. Сильный. Колоритный.
Мотив неумирающего Человека – из древнего пришедший «В тебе есть все… В тебе – извечные пути». А впоследствии с пушкинским моральным корпусом соотнесла свой «Реквием» Ахматова: «Опять поминальный приблизился час, /Я вижу, я слышу, я чувствую вас…».
Трагизм судьбы человеческой переходит у Поэта границу тления, чтобы вернутся живым финалом, пушкинским Истинным нектаром, что присутствие Смерти дарит присутствие жизни. И История мученичества, ветхой Старухи у пепелища человека, облагороженная величием строк Пушкина, симптоматически переходит в историю подьема человеческой жизни:
Эллеферия, пред тобой
Затмились прелести другие,