Когда она нанесла ему удар сначала в солнечное сплетение, а потом локтем в ребро, раздался свисток из угла ринга. Судья улыбался и кивал, негромко аплодируя.

«Хорошо, Мак, – сказал он, – давай-ка передохни, ладно? Ты на ринге уже полтора часа».

Макензи кивнула, расслабилась и снова стукнулась перчатками со спарринг-партнёром – двадцатипятилетним парнем с телом боксёра. Он быстро улыбнулся ей через капу и также быстро перелез через канат и ушёл с ринга.

Макензи поблагодарила судью и направилась в раздевалку. Мышцы так болели, что даже дрожали, но она наслаждалась этим ощущением. Оно говорило о том, что она старалась и достигала новых высот.

Приняв душ и одевшись в то, что Эллингтон называл её «спортивным прикидом» (майку от Under Armour и чёрные спортивные легинсы), Макензи напомнила себе, что ей сегодня предстояла ещё одна тренировка. Она надеялась, что к её началу руки уже перестанут дрожать. Конечно, если что, ей всегда поможет Эллингтон – сегодня вечером ей предстояло перетащить несколько довольно тяжёлых коробок.

Фактически, она жила у Эллингтона вот уже несколько дней, но только сегодня собиралась перевезти к нему все свои вещи. Переезд был одной из множества причин, из-за которых она попросила двухнедельный отпуск. Ей не нравилась мысль переезда за одни выходные. К тому же она решила, что переезд к Эллингтону был признаком взросления и развития. Ещё несколько месяцев назад она не могла и представить, что будет доверять кому-то настолько, что сможет разделить с ним квартиру и, как бы глупо это ни звучало, впустить его в своё сердце.

Переодевшись, Макензи вдруг поняла, что с нетерпением ждала этого переезда. Тело продолжало ныть, когда она чуть не бежала к машине.

Преимуществом отсутствия тяги к материальным вещам был тот факт, что когда пришло время паковать вещи, их оказалось совсем немного. Они за один раз загрузили всё в пикап Эллингтона и арендованный грузовик. Благодаря наличию в доме Эллингтона лифта на весь переезд ушло меньше двух часов, и коробок оказалось совсем немного.

Переезд они отметили едой на вынос из китайского ресторана и бутылкой вина. Тело Макензи ныло после тренировки, она устала, но была бесконечно счастлива. Она ожидала, что будет нервничать, а может, и сожалеть о решении съехаться, но когда они стали распаковывать коробки, не отвлекаясь от ужина, она вдруг поняла, что с нетерпением ожидала начала этого нового этапа жизни.

«Давай договоримся, – сказал Эллингтон, прижимая канцелярский нож к скотчу на крышке одной из коробок. – Ты должна заранее предупредить меня, если в этих коробках я вдруг наткнусь на какое-нибудь неприличное видео или диск».

«Мне кажется, что самая неприличная из моих записей – это саундтрек к жуткому ремейку «Ромео и Джульетты», вышедшему в девяностые. Что я могу сказать? Мне очень нравилась та песня Radiohead».

«Ты прощена», – сказал Эллингтона, разрезая скотч.

«А у тебя есть что-нибудь неприличное в доме?» – спросила Макензи.

«Я выкинул все старые CD и DVD диски. Всё в компьютере. Мне нужно было расчистить пространство. Как будто я подозревал, что однажды ко мне в дом переедет сексуальная агент ФБР».

«Интуиция тебя не подвела, – ответила Макензи. Она подошла к Эллингтону и взяла его за руки. – У тебя есть… последний шанс отказаться, до того как мы начали распаковывать коробки».

«Отказаться? Ты в своём уме?»

«С тобой будет жить девушка, – сказала она, притянув его ближе. – Девушка, которая любит порядок. Девушка, у которой пунктик на порядке».

«Ой, да я в курсе, – ответил Эллингтон. – Жду с нетерпением».