– Можно? – спросил я, приготовившись спрыгнуть.

Мама глубоко вдохнула. Подняв шкуру, она аккуратно сложила её и, взяв под мышку, ответила:

– Можно.

Мы вышли из-за скалы вместе.

Разинув рот, я стоял у самого берега и глядел по сторонам. Весь пляж был заполнен шелки. Вылезая на берег в тюленьем обличье, они с шумом спешили поприветствовать своих любимых, прижимаясь друг к другу носами. В блестящей куче лежали шкуры всех мастей: коричневые, чёрные, серебристые, в крапинку, пятнистые, жемчужно-белые. И в человеческом обличье! Встав на ноги, они бросались друг к другу с распростёртыми объятиями, валялись на плоских камнях, сидели, просеивая песок между пальцами, покрытыми тонкой, нежной кожей. Некоторые несли свои шкуры, взбираясь к чёрному широкому входу пещеры.

Я восхищённо вздохнул: Пещера шкур! Три огромных мускулистых шелки охраняли вход. Один из них был коричневым, другой – чёрным, а третий – тёмно-серым. Это были стражи – единственные, кто на протяжении всей церемонии оставался в тюленьем обличье. Страж должен иметь орлиный глаз, чтобы заприметить незваных гостей, силу кита, чтобы отбить нападение, и громовой голос, чтобы при необходимости оповестить кланы. Шелки не испытывают судьбу. Если люди заявятся на праздник Лунного дня и похитят все шкуры, то таким образом истребят весь народ. Душа шелки умрёт без шкуры. Вот что говорят.

Возможно, когда-нибудь я стану стражем. Я прямо-таки видел это: мою широкую шею, мускулистые плечи, шрамы на шкуре – следы схваток, в которых я принимал участие и победил.

Мама пригладила сложенную шкуру.

– Подожди-ка здесь, – сказала она, сворачивая на тропу.

Я смотрел, как она поднимается в гору и занимает очередь. Достигнув входа пещеры, мама с уважением поклонилась, подавая на вытянутых руках шкуру. Серый страж принял её на сохранение.

Я так внимательно наблюдал за этим, что не видел никого вокруг. Голос позади заставил меня подскочить:

– Почему ты так рано превратился?

Я обернулся и замер. Это был детёныш в длинноногом обличье! Он был крупнее меня, с широкой грудью и сильными ногами, мышцы которых словно укрепило плаванье в океане. Его тёмные волосы спадали до плеч, а кожа была практически белоснежной – на его фоне я выглядел смуглым.

– Твоя шкура… Почему ты поторопился, а не снял её здесь? – вновь спросил он, не дождавшись ответа.

Его глаза горели от любопытства. Это был тот белый шелки, вынырнувший рядом со мной. Лицо его озарилось дружеской улыбкой, открытой и добродушной.

Я был переполнен впечатлениями от толкотни множества тел, шума и криков, да и объяснять было слишком сложно.

– Мне просто так захотелось, – ответил я.

– Счастливый! – его веселье брызнуло на меня, словно лучи солнца. – Я бы тоже поплыл с ногами, если бы мог, как ты. Я никогда не плавал в длинноногом обличье. Наш вожак не позволяет. Как ты так здорово это делаешь?

Какой странный повод для восхищения! Я пожал плечами:

– Видимо, дело практики.

Он наклонился ближе:

– До церемонии ещё долго. Хочешь полазить по скалам?

Ещё бы! Я сбегал предупредить маму, после чего помчался, впервые в своей жизни, играть с другим детёнышем шелки.

Мы убежали от толпы и поднялись вверх по каменной лестнице. По мере того как подъём становился крутым и обрывистым, мы свернули на узкую тропинку. Одна её сторона вжималась в скалы, в то время как другая нависала над крутым обрывом в море.

Шелки остановился, чтобы глянуть вниз.

– Это самое высокое место, куда мне приходилось подниматься. Там, откуда я родом, у нас нет таких вершин.

– Если хочешь, можем обследовать окрестности пляжа, – предложил я. Мне было всё равно, чем заниматься, лишь бы вместе.