Ибо любовь, которая хочет чего-то другого,


чем раскрытия своих тайн, -


это не любовь, а заброшенная сеть:


и только ненужное попадет в нее.





***


Из сладких объятий Галочки Петр Алексеевич не без сожаления, но и не без некоторого облегчения,  отправлялся на работу. Не будь гранта, утонуть бы ему совсем в пучине любовных струй. Дела продвигались весело, застоявшаяся конюшня грызла удила, коллеги смотрелись за вновь прибывшими компьютерами вполне убедительно, перестали врываться среди ночи друг к другу в квартиры с криками «знаешь, что я нашел в Интернете?..», или с плачем – «у меня ничего не получается, что надо нажимать…?» Вместе со своим старинным приятелем и коллегой он уже начал прикидывать отчет по первому этапу экспериментов, не без тайной мысли расширить дело, включить в проект несколько тем по приложению их разработок «в народном хозяйстве», как раньше говорили, – они смогли бы тогда перейти на самофинансирование, загрузить другие отделы… Но к ужасу и полному недоумению Петра Алексеевича они получили по электронной почте ответ от «куратора» со стороны Заказчика, что отчетов по гранту, даже самих результатов от них никто не ждет, Заказчик перепрофилировал свою инвестиционную деятельность, ни о каком расширении дела и речи не может идти, но все средства в полном объеме остаются тем не менее за отделом… Кстати, почему г. Маронов до сих пор не дал заявок на загранкомандировки, ведь в смете расходов предусмотрены такие возможности… Пожелания дальнейших успехов сопровождались каким-то ловким оборотом, из которого следовало, что лучше было бы оставить спонсоров  в покое, у них и так три арбуза в двух руках.



***


Обескураживающе плавно складывалась и политическая карьера Петра Алексеевича. Он думал, что работа в партии потребует от него каких-то новых талантов, что он наконец-то получит возможность повлиять на жизнь людей – и своих знакомых, коллег и горожан, и вообще, тех, кто остро нуждался в работе, в жилье, просто в куске хлеба, лечении, – да мало чего людям надо… Ему уже приходили в голову разные реформы, либо просто идеи, которые он лелеял как алхимики, наверное, дрожали над своими рецептами создания философского камня. Но в совете партии никаких особых движений не наблюдалось, все, с кем он заговаривал о каких-то делах, чтобы его послушали, почитали его тезисы, или организовали бы какие-нибудь экспертные советы, ну, выделить самое главное, самое нужное и начать распутывать узлы, – обещали специально встретиться, вот только надо собрать того-то и того-то, а он сейчас в отъезде, и тогда, конечно, обязательно… При этом партия располагала значительными средствами, довольно активно рекламировала себя и по радио, в и газетах, и в Интернете, и кстати, очень неплохие статьи и выступления все время печатались от имени, или под именем, того или иного партийного бонзы. Получалось, что над именем, усмехался про себя Петр Алексеевич, потому что видимая часть айсберга загадочно жила своей отдельной жизнью от нижней. Как устроена жизнь самой партии, как работал Совет, в который он был приглашен, понять было трудно, хотя время от времени члены совета собирались на выездные сессии, как это называлось, на дачу или в тайгу на заимку, к кому-нибудь из местных тузов. Как-то раз, когда отказываться стало просто неудобно, поехал на тусовку и наш герой.



Демократический лидер пригласил всех поиграть в городки на даче. Там собрались видные деятели партии и, как потом выяснилось, авторитетной братвы. Открытие не то, чтобы неожиданное, наоборот, Петру Алексеевичу стало давно уже понятно, что большая часть жизни и городка, и страны в целом, ушла куда-то в тенечек, и политическая жизнь тоже ведь не на нудистском пляже делается. Ему было очень даже интересно из безопасного, как ему казалось, места посмотреть на людей, о которых либо слышал неправдоподобные байки, либо смотрел правдоподобные телесериалы. Но никаких особых эмоций по поводу каких-то особых людей он не испытал – совершенно обычные люди, только язык, пожалуй, корпоративно-матерный, но в партийных кругах матерщина тоже считалась признаком расположения, даже женщины позволяли себе щегольнуть своей раскованностью. Те же ритуальные удовольствия – банька, выпивка, соленые анекдоты, смотри, мы такие же люди, нечего нас бояться, заходи, гостем будешь, и даже не просто гостем, а примем в тусовку, будешь наш… А потом и открытым текстом предложили наконец определиться, к нему присматривались, конкретный мужик, и голова на плечах, послушай, в политику лезть нечего, все политики – голубые, в чужие карманы норовят нос засунуть (простите мне эти печатные эквиваленты. – Автор), а в бизнес – милости просим, поддержат, помогут, дело верное, бери пока масть прет. Будешь очень богатым человеком, но будь нашим богатым человеком.  Перед отъездом – а многие оставались ночевать, Петру Алексеевичу дали машину, – к нему подошел тренер по городкам, красавец типично сибирской породы, атлет с румяными щеками, буйной русой шевелюрой и предложил обращаться запросто в случае наездов. Буквально парой слов перекинулись, а сразу видно, какой обаятельный, открытый, надежный парень – в полудреме улыбался Петр Алексеевич, убаюканный мягкими кожаными сидениями и нежным шумом мощного мотора.