«Новорожденного нельзя воспринимать как автономное существо. С одной стороны, это предопределяет необходимость повышенной заботы о нем. С другой стороны, в силу отсутствия у новорожденных осознания собственной личности и при наличии прогноза тяжелых физических страданий и умственной неполноценности умерщвление таких детей можно считать оправданным. Решение о дальнейшей судьбе «неполноценных» новорожденных должно быть основано не на идее о равной ценности человеческой жизни или ее священной неприкосновенности… Таким образом, не существует обязанности предпринимать все возможные меры для поддержания жизнедеятельности таких детей. Напротив, решение сохранить им жизнь – или не делать этого – необходимо принимать исходя из интересов младенца, семьи, «будущего» ребенка, общества в целом»[219].

Получается, что и юристы, и медики забывают о неотъемлемом, равном для всех, священном праве на жизнь, когда перед ними встает вопрос выбора между жизнью здорового человека и человека с какими-либо аномалиями, либо вопрос «экономической целесообразности» оказания дорогостоящих реанимационных мероприятий и использования сложной аппаратуры, если они не уверены в положительном исходе. В первой половине прошлого столетия известный американский судья Бенджамин Кардозо сказал: «ценность жизни для всех одинакова – и для самого могущественного человека, и для самого посредственного. Женщина имеет право распоряжаться судьбой плода, пока она носит его в себе, но после того, как он рождается, она это право утрачивает. Он становится человеком, а человечество – это общество равных»[220]. К сожалению, сегодня эти слова по-прежнему звучат как красивая, но не подкрепленная реальным положением вещей декламация.

Проблема определения момента окончания жизни связана также с применением доктрины общего права «правила одного года и одного дня» (year-and-a-day rule). Согласно этой доктрине лицо может быть признано виновным в убийстве только в том случае, если смерть наступила в течение одного года и одного дня после причинения ему вреда. Так, если 1 января 2016 г. А стреляет в B, а 1 января 2017 г. B от полученных ранений умирает, A может быть предъявлено обвинение в убийстве. Если же смерть наступает после 2 января 2017 г., деяние не может быть квалифицировано по статьям об убийстве. Однако это обстоятельство не исключает возможности привлечения к уголовной ответственности за совершение иного преступления, в частности нападения с целью убийства (assault with intent to kill).

Эта доктрина появилась в Англии в 1248 г. и долгое время была неотъемлемой частью всех классических определений убийства. В Великобритании от правила одного года и одного дня отказались в 1996 г. в связи с принятием Закона о реформе права (Law Reform (Year and a Day Rule) Act (c. 19), S. 1). Согласно этому закону, в случае совершения преступления, направленного на лишение жизни, уголовное дело может быть возбуждено лишь с согласия Генерального атторнея, «если телесное повреждение, которое предположительно и привело к смерти, было причинено более чем за три года до ее наступления».

Статья 27 Уголовного кодекса Канады содержала норму, согласно которой лицо освобождалось от уголовной ответственности за виновное лишение жизни другого человека, если смерть наступала позже, чем через год и один день с момента совершения последнего акта, который мог стать причиной или способствовать наступлению смерти. Но в 1999 г., после внесения изменений в Уголовный кодекс, названная норма утратила силу.