Сразу отметим неудачность такого закрепления субъектного круга международного терроризма: многие акты терроризма совершаются вовсе не от лица какого-либо государства. Взять, к примеру, все ту же Чечню, не являющуюся государством – субъектом международного права: получается, что чеченские и наемные иностранные террористы, взрывавшие жилые дома и захватывавшие больницы и театры, убивавшие сотни ни в чем не повинных людей, субъектами «международного терроризма» не могут быть признаны. И это несмотря на то, что международный характер террористической активности в Чечне не ставится под сомнение никем, даже самыми последовательными критиками военной операции России в этом субъекте Федерации. Можно еще долго перечислять примеры, когда чудовищные по последствиям акты терроризма были осуществлены вовсе не «агентами или представителями государства» (из последних можно вспомнить взрывы на Бали, совершенные исламскими радикалами против «белых туристов»).

Поэтому полагаем, что субъектом международного терроризма как преступления против мира и безопасности человечества должен быть признан любой человек. Тем более, что действующее международное право признает субъектами преступлений против мира и безопасности человечества всех: «людей с улицы, членов правительств, официальных лиц и управленцев партий, промышленников и бизнесменов, судей и обвинителей, докторов, палачей и обслугу концентрационных лагерей».[71]

О необходимости признания актов терроризма преступлением, «направленным против государства, заключающимся в создании обстановки ужаса в умах отдельных личностей, групп населения и общества в целом», говорилось еще в принятой Лигой Наций Конвенции о предупреждении и наказании терроризма от 16 ноября 1937 г. По известным причинам этого не произошло.

На Дипломатической конференции 1998 г. в Риме, принявшей Статут Международного Уголовного Суда, также остро дебатировался вопрос об определении международного терроризма как преступления против мира и безопасности человечества.[72] Особенно резкой критике подверглась формулировка, согласно которой уголовно-правовой запрет ограничивается «государственным» терроризмом, тогда как международный терроризм им не исчерпывается. Представители Алжира, Индии, Турции и Шри-Ланки настаивали на признании международного терроризма именно преступлением против безопасности человечества (человечности). Но согласия в определении международного терроризма достичь не удалось.

Как известно, начиная с 70-х гг. XX в. был принят ряд конвенций о преступлениях «террористической направленности», объявивших таковыми захват заложников, угон самолетов, пиратство, акты «бомбового» терроризма и пр. Многие из положений этих конвенций были отражены в национальном уголовном законодательстве, в том числе российском (ст. 205, 206, 211, 227 УК РФ).

На европейском уровне была принята общая Конвенция по борьбе с терроризмом от 27 января 1977 г.,[73] участницей которой в настоящее время является Российская Федерация. В ст. 2 названной Европейской Конвенции актами международного терроризма названы: а) правонарушения, относящиеся к применению Гаагской Конвенции по борьбе с преступным захватом летательных аппаратов от 16 декабря 1970 г.; б) правонарушения, относящиеся к применению Монреальской Конвенции по борьбе с преступными актами, направленными против безопасности гражданской авиации от 23 сентября 1971 г.; в) тяжелые правонарушения, заключающиеся в покушении на жизнь, телесную целостность или свободу людей, имеющих право международной защиты, включая дипломатических представителей; г) правонарушения, содержащие захват заложников или незаконное лишение свободы; д) правонарушения, содержащие использование бомб, гранат, ракет, автоматического огнестрельного оружия, бандеролей или посылок с опасными вложениями, соразмерно с тем, насколько подобное использование представляет опасность для людей.