– Жак Крозон женат, – продолжил Нуантэль, – и он только что возвратился в Париж после тяжёлой двухлетней северной кампании, и пока он был в море, его жена стала любовницей этого вашего компаньона Голимина. И кажется также, что у неё был ребёнок от него.

– Я не понимаю, почему вы мне рассказываете эту историю.

– На самом деле? Вы меня удивляете. Ладно, но известно ли также вам, кто оказался тем самым мерзавцем, кто писал подмётные письма Жаку Крозону, разоблачающие поведение его жены, и что этот негодяй был близко связан с Голиминым. Гнусно ведь это, не так ли, генерал?

Перуанец ответил только приглушенным ворчанием, а Нуантэль спокойно продолжил:

– Так почему же этот мерзавец предавал таким образом своего друга? Я игнорирую этот факт, потому что меня это мало волнует. Но то, что меня трогает гораздо больше, так это то, что после смерти Голимина автор анонимных писем стал писать мужу, что я также был любовником этой женщины… и что я сменил поляка на этом неприглядном посту. Разумеется, это была бесчестная ложь, и результатом этой подлости должна была стать дуэль до смерти между Жаком Крозоном и вашим покорным слугой. Один из изощрённых способов, изобретённых вами… как с помощью другой силы освободиться от меня, и Крозон должен был стать стрелком той самой силы… Что вы думаете, генерал, об этой комбинации?

– Я думаю, – проворчал Ласко, – что она существует только в вашем воображении.

– Вы ошибаетесь. У меня есть тому доказательства. Доносчик не подозревал, что я был знаком с Крозоном на протяжении не менее двенадцати лет… А ведь доносчик – это вы, генерал, не так ли? Это вас удивляет? Вы не предполагали, что экс-гусарский офицер может быть давним приятелем капитана торгового судна. И это до сих пор странно для вас, но случилось так, что мой старинный друг Крозон показал мне последнее письмо, которое он получил от негодяя, буквально завалившего его подобными писульками. Мы объяснились, и мне не составило никакого труда доказать, что меня незаслуженно оклеветали. Крозон меня попросил найти этого клеветника и собирается его прикончить, как только я его обнаружу. И он не шутит, этот смелый китобой, а у него мозолистая и искусная рука, способная привести приговор в исполнение. Он никогда не дрался на дуэли без того, чтобы не убить соперника, и я сам тому свидетель. И если, случайно, он упустит этого недостойного противника, я сам его достану, и смею вас уверить, что он не ускользнёт от меня.

– Это было бы лучше, – вымолвил генерал, пытаясь принять безразличный вид.

– Это ваше мнение? Тогда, может быть вы желаете, чтобы я вас предоставил моему другу Крозону, и он удовлетворился бы тем, что лично послал бы вас в мир иной.

– Как! Что это означает…

– Это означает, что упомянутый мой доносчик и автор подмётных писем, это вы, – спокойно произнёс Нуантэль, пристально смотря на Ласко.

– Капитан! Это что, шутка…?

– Хотите ли Вы, чтобы я вам показал ваше последнее письмо? У меня оно в одном из моих карманов, и в другом заряженный револьвер, и я вам искренне не советую даже пытаться попробовать вдвоём с вашим канадским дружком забрать его у меня силой. И я вам также рекомендую не отпираться больше, так как у меня есть доказательство, что это письмо написано вашей рукой, поскольку вы совершили глупость, послав мне другое для сравнения.

– Очень хорошо, месье. Я к вашим услугам, – сказал Перуанец.

– Хорошо! Признаете ли Вы, что…

– Я не признаю ничего… и что тогда…?

– Давайте не будем играть словами, прошу вас. Я предполагаю, что если бы нам с Крозоном понравилось воспользоваться нашим правом, вы не протестовали бы против такого нашего решения.