Уайетт улыбнулся.

– Боюсь, один из моих предков действительно был обезглавлен по обвинению в убийстве, – сказал он. – И в хрониках говорится, что именно кинжал указал на него, хотя лично мне все это кажется подтасовкой, обычное дело в те времена.

– Да, но что же ритуал? – произнес Альберт Кэмпион нелепым фальцетом, растягивая слова. – О, как интригующе звучит. Знавал я человека, который, ложась спать, раздевался до цилиндра – его он снимал в последнюю очередь. Говорил, таков ритуал.

– Больше напоминает ярмарочный фокус, – сказал Эббершоу.

– И впрямь напоминает, не правда ли? – согласился неугомонный Альберт. – Но не думаю, что твой семейный ритуал, Петри, имеет с этим что-то общее. Более зловещий, полагаю.

– Немного зловещий и весьма абсурдный, – сказал Уайетт, смеясь. – Полагаю, после тех событий ежегодная церемония с кинжалом стала семейным обычаем, чем-то вроде обряда. Конечно, так было только поначалу. Позже эта церемония переросла в своего рода забаву – игру в прятки и одновременно эстафету по всему дому. Кажется, это стало рождественской традицией еще во времена моего деда. Правила очень просты. В доме гасят весь свет, и глава семейства, Петри по крови и по праву фамилии, вручает кинжал первому, кого встретит в кромешной темноте. Принявший эстафету не может отказаться от кинжала и должен передать его следующему участнику в течение двадцати минут. Так, каждый стремится избавиться от него, едва взяв в руки. Затем глава дома бьет в обеденный гонг, слуги разом зажигают повсюду свет, и тот, в чьих руках кинжал, объявляется проигравшим и расплачивается со всеми игроками чем угодно: от поцелуев до серебра. – Уайетт прервал рассказ и повертел кинжал в руках. – Вот и вся история.

– Как любопытно! – Энн Эджвер повернулась к остальным. – Не правда ли? Вполне соответствует атмосфере этого дома!

– Почему бы нам не сыграть? – вновь подал голос розовощекий юноша с широкой глуповатой улыбкой, глядя на других гостей. – Ставлю шестипенсовик, если угодно, – рискнул он добавить игре куражу, так как никто не принял его идею с энтузиазмом.

– Можно? – спросила Энн Уайетта.

– Неплохая идея, – заметил Крис Кеннеди, готовый поддержать Энн во всем, что бы она ни предложила.

Остальные также благосклонно отнеслись к этой идее, но Уайетт колебался.

– Собственно, почему бы и нет, – сказал он наконец и умолк.

Эббершоу внезапно ощутил резкое неприятие этой забавы с кинжалом. История ритуала произвела на него странное впечатление. Он видел, с каким любопытством Гидеон воззрился на говорившего, видел маленького скрюченного старика с пластиной на лице, который с жадностью слушал эту варварскую историю. Джордж не знал, было ли это влияние большого сырого мрачного дома или же коварное воздействие любви на его нервную систему, но при мысли о блуждании в темноте со зловещим на вид кинжалом он почувствовал отвращение, сильнее которого еще никогда не испытывал. Также ему казалось, что вся эта идея не по нраву Уайетту, но тот, встретив единодушие гостей, был вынужден согласиться.

Уайетт посмотрел на дядю.

– С чего бы мне препятствовать, мой дорогой мальчик? – Старик, казалось, отвечал на невысказанный вопрос. – Сочтем добрым знаком, что столь невинное развлечение возникло в результате таких мрачных событий.

Эббершоу пристально взглянул на него. В сказанном чудилось что-то не совсем правдивое, что-то лицемерное, неискреннее. Полковник Кумб посмотрел на мужчин по обе стороны от него.

– Не знаю лишь… – начал он с сомнением.

И вдруг заговорил Гидеон – Эббершоу впервые услышал его голос и был неприятно поражен.