– Конечно же, мистеру Петри уже обо всем известно, – сухо сказал доктор Уитби. – Он сокрушен, что вполне естественно, но все же для него, как и для всех нас, это вряд ли стало неожиданностью. И потом, они не кровная родня, полковник стал Уайетту дядей лишь благодаря женитьбе на его тетушке, это было уже после войны.

– А все-таки, – Эббершоу уже принял свой обычный суетливый вид, – это ужасные новости и большое горе, да, большое горе. Спокойной ночи, джентльмены.

Он вышел из мрачного помещения и затворил за собой дверь. В коридоре его лицо тотчас переменилось: суетливый, напыщенный вид, который он на себя напускал, слетел с него, обнажив настороженную целеустремленность. Пока еще он многого не понимал, но в одном был совершенно уверен: полковник Гордон Кумб умер вовсе не от сердечного приступа.

Эббершоу тихо пробирался по коридору к комнате Уайетта. Найти ее было несложно: не далее как этим утром хозяин дома ему сам ее показал.

Не обнаружив под дверью полоски света, Джордж мгновение поколебался, не решаясь побеспокоить Уайетта, но все-таки постучал.

Ему не ответили. Выждав немного, он постучал вновь. Когда же ему снова не ответили, Эббершоу, подчинившись внезапному порыву, нажал на дверную ручку и вошел внутрь.

Он оказался в длинной узкой комнате. Высокое окно выходило на балкон. Темноту в комнате разбавляло лишь струившееся через стекло слабое сияние только что взошедшей луны.

Уайетта он увидел сразу. Тот в халате стоял у окна, упираясь в раму руками.

Эббершоу окликнул его, но тот отозвался не сразу. Уайетт резко повернулся – лунный свет на миг озарил его лицо и длинные тонкие руки – и подошел к другу.

Но настроение Эббершоу уже изменилось: он не чувствовал в себе прежней решимости. План уже не казался ему таким хорошим.

– Я только что узнал, – сказал он с искренним сочувствием. – Мне очень жаль. Полагаю, для вас это шок? Если я хоть чем-то могу помочь…

Уайетт покачал головой:

– Благодарю, но его врач уже давно этого ждал. Все приготовления, вероятно, были сделаны заранее. Боюсь, теперь ни у кого здесь нет желания веселиться.

– Мой дорогой друг, – поспешно заверил его Эббершоу, – разумеется, утром мы все разъедемся. Большинство гостей явились сюда на машинах.

– О, прошу, не надо, – вдруг принялся настаивать Уайетт. – Насколько я понял, мой дядя очень хотел, чтобы вечеринка продолжалась, несмотря ни на что. Право, вы окажете мне большую услугу, если останетесь до понедельника и убедите остальных сделать то же самое. В конце концов, это даже не дядин дом, все здесь принадлежит мне, как вам известно. Поместье перешло ко мне после смерти тетушки, но мой дядя, ее муж, захотел остаться здесь, поэтому я сдал его ему. Я бы хотел, чтобы вы остались. Ему бы это понравилось, а мне, признаться, нет нужды сейчас быть одному. Он не был мне родней по крови, и при этом, насколько мне известно, я его единственный родственник. – Он сделал паузу и добавил, поскольку Эббершоу все еще заметно колебался: – Похороны и кремация пройдут в Лондоне. Гидеон уже обо всем договорился; он был адвокатом дяди, а еще очень близким другом. Оставайтесь, если сможете, хорошо? А теперь спокойной ночи. Спасибо, что зашли меня проведать.

Эббершоу не спеша направился к себе, пребывая в легком замешательстве. Он ведь намеревался рассказать Уайетту о том, что узнал, и теперь не мог взять в толк, почему промолчал. Инстинкты подсказывали ему соблюдать осторожность. У него было чувство, будто прежде в Блэк-Дадли никогда не происходило ничего столь загадочного. Казалось, тайны этой ночи несли в себе невиданную угрозу.