Новгородский князь Александр Невский говорил: «Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет!» Свободолюбив народ русов. Испокон веков ставил во главе своей людей мудрых, сильных да доблестью наделённых. Умеющих словом да примером народ на ворога поднять. Оттого вече выбирало князя, а если князь не справлялся, то народ мог его изгнать. Именно народное собрание обладало властью в славянских землях. Но не любо было это многим. Оружием, которым получилось завоевать народ русов, стала вера. Не раз так обманывали честный и открытый народ русичей. Но многие предрекали, что придет время и вспомнит народ русский свои корни.

«– Мошенник, мошенник. Вас заботит, кто я такой? Я вам скажу сейчас, кто я такой, к тому и веду. Не даром же я у вас руку поцеловал. Но надо, чтоб и народ уверовал, что мы знаем, чего хотим, а что те только „машут дубиной и бьют по своим“. Эх кабы время! Одна беда – времени нет. Мы провозгласим разрушение… почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары… Мы пустим легенды… Тут каждая шелудивая „кучка“ пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам…»

Родион пришёл в себя от голоса жены, которая с выражением читала отрывок из «Бесов» Достоевского.

Он почувствовал резкий запах чистоты и лекарств.

– Тише, милая, зачем так громко? – ощупывая свое плечо, прошептал он.

– Ты очнулся, Родион, ты очнулся, – Ольга подскочила и побежала в коридор.

– Понятно, что очнулся, а вот от чего я именно тут – не понятно, – уже громче сказал Родион и пошевелил рукой. – Где я?

Ольга ворвалась в палату с медсестрой и врачом. Встала на колени у кровати мужа, целуя ему руку, и, чуть не плача, зашептала:

– Ты в больнице, тебя нашли возле шурфа с проломленной головой, мы боялись, что ты, что ты…

– Так, девушка, – вмешался в разговор врач, – уйдите, дайте нам работать.

Но в этот момент Родион закрыл глаза, и черный водоворот утянул его обратно в лес, в старую избушку.

Он с трудом разомкнул веки, но кругом был полумрак. В углу тускло горела лучина. Запах древесины и плесени тут же окутал его. Дом был очень похож на тот, в котором он жил в детстве у бабушки. Родион считал это воспоминание частью той утраченной жизни, что осталась далеко в прошлом. Оно вызывало в нём странное чувство тоски и тревоги.

Лучина коптила, отбрасывая тени на стены, где танцевали силуэты распадающихся обрывков памяти. Родион моргнул, пытаясь вернуть ясность зрению, и поднёс руки к лицу, внимательно вглядываясь в них. Руки были не его, руки были чужие.

За стенами загудел ветер, и Родион вдруг понял, что за древними деревянными стенами избушки ожил лес. Деревья загадочно шептали на только им ведомом языке странное имя, их голос звучал таинственно и достаточно громко, словно призывал: «Радосвет, очнись, Радосвет…»

Он вдруг подумал, что это его имя и они, деревья, зовут именно его, но мысли переключились на иное: «Я не просто вернулся в физическое свое тело, я вернулся в ту точку своей души, где началась борьба».

Пришло время разобраться с тёмными призраками души, которые в последние годы так часто тревожили его. Родион-Радосвет глубоко вдохнул, и тут же лес прошептал ему: «Ты вернулся, а время расплаты пришло».

Хельга задыхалась в горнице. Маленькие окошки, затянутые бычьим пузырем, не пропускали весеннего света, а на поляне капельник во всю топил снег. Ворон все чаще прилетал к их избе и, кося левым глазом, внимательно наблюдал за жизнью в доме.