Священник развернулся и, придерживая одной рукой рясу, засеменил к дверям высокого двухэтажного флигеля, приглашая гостей за собой:
– Проходите, размещайте девушек, матрасы мы достали. Красавицы ваши все уже знают, привычные. Вам в другой половине комнату приготовили. Вашему, э-э-э, помощнику мы тоже место найдем. Располагайтесь и сразу в трапезную – отобедать. Чем Бог послал.
Девушки радостно галдели, протискиваясь в узкую дверь. Внутри располагался небольшой коридор, налево – светлый и просторный класс воскресной школы, на время превращенный в общежитие, направо – учебный кабинет, вниз – лестница в подвал, где размещался туалет, постирочная для одеяний священников. Трапезная и кухня занимали первый этаж пристроя, соединявшего здание школы с покоем благочинного, где проживал глава Воткинской Епархии. Там же, в пристрое, находился крестильный зал.
Посреди церковного двора, на холме, стояла сама кирпичная церковь с колокольней. Сзади расположилось неухоженное кладбище. На некоторых оградках были видны повязанные по удмуртским традициям ленточки.
Женщины раскладывали по полу учебного класса полосатые матрасы, застилали привезенным с собой постельным бельем.
– Еще кровать нужна, отец Георгий, – донеслись их голоса.
– Готова, сейчас принесем, – ответил батюшка и быстрым шагом пошел-побежал в свой покой. Вернулся с помощником-сторожем и кроватью, которую они с трудом тащили, держа с двух сторон. Широкую, с панцирной сеткой и металлическими набалдашниками в виде виноградных гроздей, на четырех опорах. Поставили рядом с окном.
– Ну вот, Ириночка будет довольна, – улыбалась бабушка-иконописец.
Священник улыбнулся:
– Ирина, как королева, будет спать. Мы ей самый плотный матрас выбрали.
Молодые девчушки, приехавшие в первые раз на роспись, удивленно взирали на кровать-трон, возвышающуюся посреди комнаты.
Бабушка-иконописец объясняла:
– У Ирины нашей позвоночник был сломан, с того света себя молитвами и силой воли вытащила. Энергии у нее на взвод солдат хватит, а вот спать на полу не может – тяжело ей подниматься. Она, только перекатившись и ноги свесив с кровати, встать может.
Расположились. Пошли в трапезную. Девушки по-хозяйски осмотрели кухню. Провели ревизию кастрюль, стоящих на плите. Еда была еще теплой. В огромной кастрюле алел постный борщ, в другой – томились макароны в соусе из фасоли. В двух высоченных резных старинных буфетах стояли ряды посуды. Сама трапезная была светлой, но местами штукатурка со стен отвалилась, и на них виднелись следы желтых водяных потоков, донимавших кухонных работников каждую весну и дождливую осень. Крыша худая, а денег вечно на ремонт не хватает.
Быстро сервировали стол. Отец Георгий прочитал короткую молитву, благословил пищу. Сели. На одну минуту воцарилась тишина. И тут дверь в трапезную отворилась, и на пороге возник высокий крепкий рыжеволосый парень лет двадцати пяти. Улыбка ярко освещала его лицо. Женщина, сидящая к нему лицом, взвизгнула, быстро перемахнула через лавку, обежала стол и повисла на парне, обнимая его и тряся за плечи одновременно.
– Матушка, успокойся! Ты из меня сейчас весь мозг вытрясешь!
– Какой мозг, Володя, разве он у тебя есть? – смеясь отвечала женщина, подставляя щеку для поцелуя.
– И я тоже рад тебя видеть, – радостно гудел басом Володя, легко отрывая матушку от земли и заключая в объятия.
Вокруг них стояли уже другие девушки и женщины. Все по очереди обнимали рыжего красавца-великана, радостно приветствовали.
– Привет, Дашок, как выросла-то! – великан шагнул к скромной девушке, стоящей чуть поодаль. Без усилий приподнял ее и легко коснулся губами щеки: – Прям красавица!