Доминанта представляет собой явление временного господства определенного возбуждения, которое проявляется как комплекс определенных симптомов во всем организме. Но каждое последующее проговаривание (если это говорение ради говорения) только усугубляет текущую патологическую доминанту. Первый принцип в борьбе с депрессией – запретить себе говорить о ней. Иначе человек попадает в некую колею депрессивных мыслей и вместо того, чтобы двигаться к конструктиву, начинает себя постоянно накручивать. Говорить следует, но немногословно и только с теми, кто может помочь.
То есть польза от проговаривания видится тогда, когда ищем совета, смысла, с помощью которых могли бы перестроить свои представления и доминанты.
О том, что такое доминанты, применительно к теме преодоления зависимого поведения – в тексте «Две доминанты». О доминанте в более широком значении, а также о том, когда рассказ о себе может сопровождаться конструктивными последствиями, а когда – ретравматизацией, см.:
– в главе «Примеры перестраивания травматической доминанты и преодоления ее» из части 2.2 «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты».
– в тексте «Посттравматический рост и опыт христиан, переживших гонения. Между памятью и забвением».
– см. ответ «Наркомания. Полезно ли зависимым говорить о своих переживаниях и если да, то в каком ключе. Ч. 1».
У человека, рассказывающего о своих наркопохождениях, начинают блестеть глаза. Он перевоплощается. Лев Выготский подобное описывал при детской шизофрении. Мальчик «перевоплощается в объект своих выдумок – в дикого кота, гладиатора, разбойника»[7]. Понятно, что слова Льва Выготского приводятся в качества аналогии, не с целью жестко связать факт наркоманических рассказов с шизофренией. Хотя эти слова Льва Выготского хорошо ложатся на поднятую тему: «Фантазии приобретают бредоподобный характер. Они проявляются охваченностью и одержимостью «мечтами», полной "погруженностью в мир своих фантазий", трудной переключаемостью на реальные события».
Наркоман начинает рассказывать о своих похождениях с целью (казало бы) рефлексии. И вот перед нами сидит уже не Сережа, а Серега. Вот он. Наркоман не ориентирован на слушателя. Он говорит только о себе.
Менять свою речь. Следить за акцентами речи. Один нейрохирург говаривал, что если мы не имеем возможности добраться до центра, чтобы повлиять на него, то начинаем с периферии (то есть, если не можем сразу изменить «начинку» сознания, выстраиваем определенный образ жизни, держимся связи с духовником и т. д.)
Со стороны только кажется, что существует некая солидарность, которая возникает лишь в момент, когда нужно скинуться и достать вещество. А поделиться с друзьями по несчастью, что тебе плохо, что твоя душа нежная и ранимая, а ты весь воздушный, гениальный и мечтательный, – нельзя, ведь они презренны, они – «дно», наркоманы. Единственный луч свет, например, – лечащий врач, которому можно пожаловаться.
Здесь приводится реальная история: молодой человек, находясь в клинике на реабилитации, пытался пробраться в кабинет лечащего доктора, чтобы рассказать, как ему «плохо». Она уже поняла, что такие разговоры превращаются в нытье, и их отсекала. Тогда он начал общаться с ней в другом ключе, стал говорить, что вот эти препараты помогают при нарушениях ЖКТ, а эти – нет. Потом попросил аудиенции, чтобы уточнить схему лечения, и как только зашел в кабинет, начал опять свое – «мне так плохо!».
Вот это состояние «мне так плохо» надо пресекать.
Само по себе прекращение употребления алкоголя и наркотиков не свидетельствует о выздоровлении. Признаком выздоровления, с точки зрения светской наркологии, является социализация, связь с ближними, конструктивная деятельность (человек, например, нашел «свое» дело, устроился на работу). Если человек оставил наркотики, но начал проповедовать «счастье избавления», либо собирает деньги на организацию – исцеления не произошло. Мышление такого человека реформировано, происходит перезависимость, то есть замена одной зависимости на другую.