«Вот тогда-то, – рассказывал позже Гедрюс, – я подумал: такое мое ужасное положение может оправдать только болезнь, а я здоров как бык…»
В общем, накликал. А может, болезнь уже таилась в нем, просто не проявлялась до времени…
От отчаяния до смирения, от философского отношения к своей ситуации до острого чувства безысходности. В такой амплитуде Гедрюс жил почти пятнадцать лет. Курсы лечения, заморские труднодоступные препараты, больницы, первый выход на улицу с палочкой, инвалидная коляска… Круг людей, бывающих у него дома, сузился до минимума. Только самые близкие друзья: верная ученица еще со времен «Октаэдра» Марьяна Ячменева, актриса Катя Василенко, из «старичков» Театра пластической драмы – Толя Бочаров. Приходили, конечно, и другие, но тогда Гедрюс требовал предупредить его заранее, ведь он должен принять гостей только при полном параде – в свежей рубашке, нарядном жилете, со столом, накрытым к чаю.
С какого-то времени у Гедрюса появилась новая форма обращения к собеседнику: «Маленький мой». Так, по-отечески ласково, он мог назвать и ребенка, и пожилую даму крупного телосложения, и модного драматурга, пришедшего показать новую пьесу.
Однажды Гедрюсу позвонила актриса Вера Смоляницкая, попросила о встрече. У Веры – сольная программа, она читает стихи и прозу. Не даст ли Гедрюс пару советов как режиссер? Вера приносит с собой томик Марины Цветаевой. Начинается подробный, по строчкам, по словам, как это умеет Гедрюс, анализ поэтического текста. Вера не может скрыть изумления: она предполагала, что мастер пластики лишь покажет, как правильно двигаться на сцене, а он раскрывает перед ней драматургию, внутренние конфликты, запрятанные в стихах. Из этих уроков постепенно рождается спектакль: появляется еще один персонаж, подбирается музыка, продумываются костюмы, реквизит. С Верой Смоляницкой и Андреем Дубовским, актером Театра имени А.С. Пушкина, Гедрюс ставит спектакль «Любовники без надежды», который играют в театре «Вернисаж», ЦДРИ, «Русском доме» на Сретенском бульваре, Центре Высоцкого на Таганке. За первым спектаклем следуют второй, третий. Если самочувствие позволяет, на спектаклях Гедрюс на своем привычном месте – в рубке звукорежиссера. Если остается дома, то поздним вечером ждет у телефона подробного отчета от актеров: как играли, сколько зрителей было в зале.
Репетируют обычно дома, а когда Гедрюса в очередной раз укладывают в клинику – прямо в больничной палате. Доктора, естественно, ни о чем не подозревают. «Посетители» в халатах, бахилах и полиэтиленовых шапочках чинно проходят к больному, и тут начинается: Вера падает на колени, Андрей с суровым лицом приближается к ней… Однажды, в самый разгар сложной сцены, в палату входит сестричка с капельницей. Разгоряченный работой Гедрюс повышает голос: «Сейчас же закройте дверь с другой стороны. Не видите, что ли: идет репетиция!»
Сады Эльвиры
Много раз я спрашивала у Гедрюса: «Как ты мог бросить театр – детище, которое сам выносил, родил, поставил на ноги?» Он молчал. За этим молчанием можно было прочесть и старую обиду, и гордыню, и позднее раскаяние. Иногда сам Гедрюс заводил разговор об отношениях учителя и учеников, вспоминал брошенную одним из актеров фразу – мол, эти отношения неизбежно и справедливо^) приводят к отрицанию учителя. То есть выросший подмастерье, чтобы двигаться дальше, имеет полное право спокойно перешагнуть через мастера, убить его за ненадобностью, в переносном, конечно, смысле. Возможно, Гедрюс что-то не так понял и зря расценивал сказанное как предательство. Но заноза сидела в нем. Потому что Гедрюс любил своих актеров, в работе с ними он действительно отдавал все, что у него было: талант, эмоции, жизненную энергию. Его жизнью был театр; все остальное, в том числе семья, друзья, родственные связи, уходило на второй план. С театром он отмечал все свои дни рождения, Новый год и прочие праздники. За годы столь тесного общения между режиссером и коллективом возникали свои ритуалы. Например, когда собирались за столом, Гедрюса обязательно просили спеть «про уточку». Есть такая народная литовская песня, грустная и протяжная, о серой уточке, глубоком озере и большой любви…