Уж не покинешь место это,
Чуть-чуть, уж было, не сбылась.
Но из селянок он невесту
Себе не выбрал, жил он честно.
И хоть влюблён порой бывал,
Но виду он не подавал.
Пять лет отсрочку за отсрочкой
Ему давал военкомат.
На службе он поставить точку
Был без сомненья очень рад.
Когда истёк призыва возраст,
Он сохранил и честь и бодрость,
Достоинства не уронил
И сам себе не изменил.
Не помыкали им сержанты,
Дружки не тырили часы,
Не унижали аксельбанты,
Или армейские трусы.
Он над собой не знал начальства.
А в армии быть -значит часто:
Не честь учиться защищать,
А издевательства прощать.
Напоминает мне тюрьму.
Там, как в насмешку, изреченье,
Что Родине – мол, жизнь и рвенье,
А честь и совесть – никому.
Они здесь – мелкая монета,
И каждому известно это.
Где лицемерие – в чести,
Нас лозунгам не провести.
Познание жизни
Народа жизнь за эти годы
Вблизи увидев, он узнал.
Его проблемам и заботам
Сочувствовать невольно стал.
Хозяйка старая порою
Не зря поэмы сей герою
Про жизнь рассказывать бралась,
И получился так рассказ:
За немца Таня вышла замуж,
Хоть трудно было ей решить,
(Он из поволжских был, тех самых,
Кому Екатерина жить
В просторах русских разрешила.)
Татьяна близнецов родила,
И очень счастлива была,
Хоть с мужем в мазанке жила.
Но началась война, и немцев
Переселили в Казахстан.
И ей бы быть в переселенцах,
Но сельсовет как лист пристал:
«Не уезжай, в селе останься,
От мужа – немца откажись,
Как от чужого иностранца,
Без Родины какая ж жись?»
И в мазанку к ней зачастили
С советами, как надо жить,
В ход красноречие пустили,
Грозя доверия лишить,
Невзгодами её пугая,
Всем, что безвестное таит,
Тем, встретит чем земля другая,
Где жить ей с мужем предстоит.
И согласилась сквозь рыданья.
Так, без кормильца сыновей,
Без помощи и состраданья,
Воспитывать досталось ей.
Сын взрослый в Сталинград учиться
Уехал. Надо ж так случиться,
Убит подонками он был
За имя, что всю жизнь носил.
А бывший муж, узнав об этом,
Печаль один не мог сносить,
В колхоз богатый свой на лето
Её решился пригласить,
Чтоб лес и горные поляны
Ей залечили в сердце рану.
Другая, что нашёл он там,
Жена была добра к гостям.
Пришлось кусать Танюше локоть,
Патриотизм свой прокляня,
Но толку что, стонать да охать?
Во всём, во всём её вина.
Как за стеной была б за мужем…
Так мифам мы порою служим,
И верим обещаньям там,
Где надо быть умнее нам.
Калмычка старая одна
Ещё к хозяйке заходила,
Но Павла странно поразило,
Что русскою была она
Намного больше, чем иные,
Что в городах российских ныне
Манкуртами степными тут,
Не помня о корнях, живут.
Оставшаяся сиротою
Была взята семьёй простою
На воспитание она
Ещё ребёнком, и сполна
И скорбь и радость испытала
И русские черты впитала,
Став взрослой, двойню родила
И сироту ещё взяла.
Да, одного отнял Чернобыль,
Второго взял Афганистан.
На кладбище в могиле оба.
А третий выпивохой стал.
Такая уж жена досталась.
Будь поприветливее малость,
Быть может, и не стал бы пить,
На жён бы надобно учить.
Таких историй знал он много,
В которых не обида, – боль,
Их превратить в рассказы мог он,
Считая долгом пред собой
Их сохранить для поколений.
Он их записывал без лени.
В работе этой видя цель,
Он стать писателем хотел.
Не с тем, чтоб, Чацкому подобно,
Пороки в людях бичевать
И с боевым задором злобным
По—донкихотски воевать
С тем, в людях что неистребимо.
Считал он, что необходимо
Всем должное за всё воздать.
Притом, понять и сострадать.
Литературой в виде хобби
От скуки Павел занялся,
Читал, от дел отвлечься чтобы,
Потом пытался сам писать.
В немецких старых книгах рылся,
Где опыт магии хранился,
Те, что хозяйка берегла,
Но дать на время, всё ж смогла.
И очень странные ты книги
Мог видеть на его столе: