Но все равно это шок – видеть их здесь.

Мышцы напрягаются, дыхание перехватывает, и во мне вдруг просыпается инстинкт «бей или беги». Я понятия не имею, что делать или говорить в их присутствии. Всего несколько часов назад я планировала сбежать из Детройта и никогда не возвращаться. Чтобы больше не видеть их. Но вот они здесь, приближаются ко мне, быстро сокращая расстояние.

Оливия замечает их на мгновение позже меня и слегка отстраняется, выглядя встревоженной.

Не могу ее винить. В глазах постороннего они наверняка выглядят страшно. Они все крупные, в татуировках, и хотя Виктор не такой широкоплечий, как его брат-близнец, он выглядит так, будто при необходимости мог бы переломить человека пополам. Братья кажутся такими же опасными, какими и являются на самом деле. От них волнами исходит сила и уверенность.

Странно, что в какой-то момент у меня совершенно вылетело из головы, как я боялась их раньше. Конечно, я никогда не забывала, кто они и что из себя представляют, но начала чувствовать себя комфортно рядом с ними.

Теперь все в прошлом.

Отныне все, что я чувствую, – это тошноту и нервозность.

Все трое останавливаются в нескольких шагах от меня. Судя по их пристальным взглядам, я понимаю, что они ни за что не уйдут, не поговорив со мной. И последнее, чего я хочу, так это чтобы Оливию втянули в этот кошмар.

– Уиллоу, – шепчет бабушка, придвигаясь ближе ко мне. Она не сводит глаз с братьев, как будто не доверяет им настолько, чтобы отвести от них взгляд хоть на секунду. – Ты знаешь этих мужчин?

Кажется, она вот-вот вызовет копов, и да, наверное, в этом есть смысл. Она явно богата, судя по ее одежде, а братья выглядят как люди, которые без колебаний сделали бы ей больно, лишь бы отобрать то, что у нее есть.

– Да, – отвечаю я ей, отводя взгляд от троицы. – Мне, эм… просто нужно поговорить с ними наедине, если ты не возражаешь.

– О, конечно.

Оливия слегка кивает мне. В ее глазах все еще читается настороженность, но я все же отхожу от нее и приближаюсь к братьям. Бросаю на них взгляд, и мы отходим на небольшое расстояние к крытому участку больничной лужайки. С каждым шагом мое сердцебиение учащается, и к тому времени, когда мы останавливаемся и поворачиваемся лицом друг к другу, пульс скачет, как бешеный.

Рэнсом окидывает меня взглядом, задерживаясь на шее. Я знаю, что он смотрит на синяки от рук Ильи – пятнистое кольцо красновато-фиолетового цвета, которое в лучах раннего утра выглядят еще более темным.

– Черт, ангел, – бормочет он, морщась. – Что он с тобой сделал?

Он тянется ко мне, но я инстинктивно отстраняюсь, не желая, чтобы он прикасался ко мне.

– Со мной все в порядке.

На лице Рэнсома появляется выражение боли и удивления, но он убирает руку и больше не пытается прикоснуться ко мне.

Виктор смотрит через дорогу туда, где ждет Оливия, печатая что-то на своем телефоне и поглядывая в нашу сторону каждые несколько секунд.

– Кто это? – спрашивает он.

Двое других тоже смотрят на нее, и на их лицах читается настороженность – такая же настороженность была на лице Оливии, когда она впервые увидела их. Они словно хотят защитить меня от нее.

Забавно, особенно, когда дело касается этой троицы.

– Моя бабушка, – отвечаю я прямо. Нет смысла это скрывать. – Ее зовут Оливия Стэнтон. Копы нашли ее после того, как взяли у меня анализ крови в больнице.

Брови Рэнсома взлетают вверх, и он переводит взгляд с Оливии на меня, словно ищет сходство. Наверное, он думает о тех временах, когда я считала, что у меня нет семьи, и вот, теперь у меня есть бабушка.

Если бы ситуация была иной, возможно, я бы поговорила с ним обо всех тех сложных чувствах, которые переполняют сейчас мою грудь.