У нашего любимчика были различные приёмы, чтобы выпросить вкусненькое или добиться нашего прощения за какую-то провинность. Сначала он просто мяукал, потом кувыркался на спинке, красиво и ласково выгнув белую шейку и лукаво поглядывая на нас. Или заваливался на спинку, смешно поднимал лапки, сворачивался баранкой и улыбался… Кто устоит перед таким очарованием?

Говорят, что кошки плохо поддаются дрессировке. Возможно, поэтому наш Тишка дрессировался сам. Когда мы обедали, он вставал на задние лапы, передней опирался о ножку стола и начинал клянчить. Мы, конечно, не всегда выполняли его просьбы – чтобы он не объелся (с ним такие случаи бывали). Как-то раз получилось, что он, оттолкнувшись передними лапами от ножки стола, случайно сделал шаг назад на задних лапах. Мы бурно отреагировали и тут же бросили ему кусок жареной рыбки. Догадливый Тишка мгновенно сообразил, почему мы так расщедрились, и после этого стал ежедневно тренироваться, используя ножку стола как поддержку в первом мгновении старта. Очень быстро он научился делать не один, а два шага, потом больше… ещё больше. Вскоре он свободно ходил без всякой стартовой опоры. И, конечно же, он легко вычислил: чем больше и лучше его работа, тем больше и качественней вознаграждение. Так что старался изо всех сил… однако степень усердия зависела от его аппетита.

Когда нам хотелось, чтобы Тишка исполнил свой коронный номер, мы говорили просто: «Тишка, пройдись!» Котёнок не ломался, не заставлял себя уговаривать, а с удовольствием принимался за работу.

Успехи не вскружили голову творческой натуре. Полосатый артист не остановился на достигнутом и стал совершенствовать своё мастерство. Топая на задних лапках, он иногда – наверно, чтобы удержать равновесие – взмахивал одной или обеими передними. Сначала это получалось непроизвольно. Заметив, что всякий раз, когда он делал такой жест, мы приходим в восторг и не скупимся на вознаграждение, котик стал делать взмахи уже сознательно. С каждым разом они получались все интересней, точней и разнообразней. Более того, он догадался, что именно новые трюки приводят нас в неописуемый восторг, и стал придумывать их сам, проявив себя как незаурядная творческая личность. То обе лапки поднимал вверх, то одну, то одной лапкой тёр мордочку, шагая на задних, то обеими тёр, как будто умывался на ходу. А иногда одной из лапок делал жест, похожий или на пионерский салют, или на честь, которую военные отдают офицерам. Замечательно было и то, что он творил уже не ради куска сырой трески (он получал своё питание в нужном количестве), а ради аплодисментов, которые ужасно нравились ему, ради удовольствия порадовать нас и быть в центре внимания. Он оказался удивительно честолюбивым животным, ему по вкусу пришёлся наш восторг. Тишка настолько увлёкся своим творчеством, что решил давать нам концерты уже на стуле. Да! Он запрыгивал на стул, вставал на задние лапы, передние поднимал кверху и крутил ими так, будто танцевал барыню.

– Тиша, пройдись-ка, – просит папа, удовлетворённый ещё не завершившейся вечерней трапезой.

Тиша устал и как раз надумал вздремнуть у бабушки на коленях. Но, как существо долга, он встаёт, выходит на сцену и шагает.

– Не так. Плохо прошёлся, – укоризненно говорит строгий папа.

Это значит, что Тишка или мало прошагал, или лапками поленился взмахнуть. И котик послушно исправляет «халтуру». Расчувствовавшийся папа отламывает кусочек своего жареного хека и благодарит артиста. Получив заработанную честным трудом рыбку, Тишка залезает в самое надёжное место, под буфет, чтобы его сегодня уже никто не беспокоил; из-под буфета, как обычно, торчит его тонкий хвост, уже менее кривой, чем в раннем детстве.