– И Норку ты напрасно обидел. Все понимали чьих поганых ручек это дело, только сделать ничего не могли: ты успешно дядюшкой-деканом прикрывался. Так что теперь сам просидишь годик без диплома – тебе только на пользу пойдет!

Тило злился на весь мир. Неприятно выяснить, что твои вчерашние… ну, пусть не друзья, пусть приятели, вовсе таковыми не являются. Что они, наоборот, его крепко не любят, но пока длилось обучение вынуждены были молчать, чтоб не ссориться с племянником декана. А теперь все, учеба закончена, можно позволить себе и правду в лицо сказать. И отказать в помощи при розысках мстителя.

Ну ничего, он так просто не сдастся. Однокурсники не хотят помогать? И не надо, он пойдет другим путем. И Тило пошел к профессору диАзуле. Расчет был прост: отловить того умельца, который умудрился вскрыть защиту, выплетенную профессорами Боэр, Туирусом и им самим, он не может не захотеть. Потому что это, можно сказать плевок в сторону их профессиональной гордости. Это Инге Боэр не имеет оснований ему помогать после подставы с Норой, Вильфред Туирус и вовсе приболел, а с Арвидом диАзуле совсем другая песня. Он не дитш, а гальш, ну так тем меньше у него оснований вникать в дрязги промеж студентов не родного кантона, зато как раз он имеет пунктик насчет безопасности. И Тило аккуратно ему намекнул, насколько опасно такое происшествие оставлять без последствий. Это сейчас никто кроме него не пострадал, а что будет дальше? Если такой умелец доберется до дверей, за которыми не просто студенческие работы, а секретные профессорские разработки? Интересные, например, всяким шпионам?

И диАзуле купился. Видимо, где-то под замком у него и собственные изобретения ожидали доведения до ума, иначе с чего бы ему так волноваться? И проштудировав список выпускников он уверенно назвал три фамилии: Инноценц Блау, Энгельберт Роффле, Паула Адлер.

Тило задумался. Инни Блау, поганец бледный, сморчок согбенный. Но талантливый, не отнять. Прирожденный артефактор, лучший студент их года выпуска. Про него говорили «родился с отверткой в руках». С третьего курса приглашался на работу в правительственные лаборатории, куда по итогу и трудоустроился. Этот мог, вполне мог почти любую защиту вскрыть. Но зачем? У него с Тило никогда столкновений не было, да и дядюшка в свое время настоятельно просил свои шаловливые ручки подальше от его собственного студента держать. Нет, этот вряд ли.

Энгельберт Роффле чисто внешне, наоборот, полная противоположность Блау: качок белобрысый, шифоньер, в нижнее отделение которого встроили вибратор. А в верхний ящик забыли положить мозги. Только и знает, что по бабам бегать. И откуда у этого парнишки хорошие оценки брались, вот интересно было бы выяснить? Ставили за красивые глаза? Или вспомнить, что он сынишка аж целого Зампредседателя Совета Федерации Федерального собрания Хельвеции? Да кем бы он ни был, Тило с выходцами из верхней палаты отродясь не связывался, опасно это. Так что и этот, похоже, мимо.

Паула Адлер. Происхождением похвастаться не может, внешностью тоже, история там еще какая-то темная была со смертью ее отца… Но тоже способная девочка, вторая по силе на их году обучения, отбою нет от желающих предложить работу. И вот как раз с ней ему как-то довелось пересечься по поводу одной из шуток. Да что он ей такого сделал? Подумаешь, нарисовал на двери ее комнаты Психотрию возвышенную несмываемой краской. Другой вопрос, что у этого цветка есть и более «приземленное» название – «Шлюхины губки». А что она хотела – получить символ восхищения и преклонения после открытого сожительства с Вартом Шустером? И ладно бы если бы после этого она замуж за него вышла! Так ведь нет же, сначала с женихом рассталась, а потом позволила крутиться вокруг себя и однокурснику Гайслеру, и чудику Уокеру, и старшему лаборанту Штромбергу, а может и еще кому от ее щедрот перепало. Так что тот цветочек на дверь она более чем заслужила. И не один же он ее собственным безнравственным поведением попрекал! Так, ситуативно включился в обще курсовую травлю.