– Кстати, дорогая моя канарейка, это еще не все! Ты же еще живой? Да живой, вижу Создатель тебя не особо ждет. Так вот, у меня для тебя еще один сюрприз.

Бульдог повернулся к одному из своих соратников:

– Сожгите таверну, людей не выпускать.

– Ты давал клятву, ублюдок! – закричал Цефас, глаза его от услышанного стали круглыми. Молитва вводила храмовника в транс, и он не так сильно чувствовал боль, но сейчас Цефас уже не контролировал себя.

– Срать я хотел на твоего Создателя. – Бульдог смачно плюнул на землю и громко рассмеялся. Хрупкая тишина взорвалась криками и смехом.

Дара из лесной чащи наблюдала за происходящим. Она могла бы с небольшим отрядом вырезать всех этих ублюдков. Но ставки были слишком высоки, она должна была выполнить порученную ей миссию.

Её этому учили всю жизнь – выполнять приказ командора. Потому её специальный батальон и был самым эффективным. Попасть в него могли только самые надёжные и проверенные, как сама Дара.

– Блядь! – выругалась она, услышав слова Белого бульдога.

«Мальчишка точно в таверне. В инструкциях не было ни слова, что он входит в состав Синдиката, да и тут нет лиц, похожих по описанию. Я видела человека в окне на втором этаже, это точно он. Хорошо, что я взяла с собой шаманские зелья, но к сожалению сегодня не обойтись только орлиным взглядом…».

Дара вытащила склянку зелья из внутреннего кармана своей куртки. Потом откупорила крышку, сделала большой глоток, надела маску и побежала вперёд.

Самаэль начал открывать окно, но его остановил крик внизу. Схватив свою сумку, он подбежал к двери.

– Отец, отец вставай! – дочка Освина стояла на коленях перед своим отцом. Он лежал на полу, не подавая никаких признаков жизни.

– Что с ним случилось? – громко кашляя крикнул Самаэль, спускаясь по лестнице. Таверна наполнялась смогом от пожара.

– Он потерял сознание, когда они подожгли Цефаса. Отец вставай! Я прошу тебя!

Дочь Освина подняла своё лицо к Самаэлю:

– Он тяжелый, мы не сможем его нести.

Она продолжала плакать, но увидев Самаэля в глазах ее появилась надежда на спасение.

– Тут есть погреб? Возможно, мы сможем пересидеть там, а завтра под обломками нас найдут. – Прокашлявшись сказал Самаэль.

– Там, за барной стойкой! – Девушка уже чувствовала головокружение и слабость. Дым заполнил её лёгкие, и она закашлялась.

Самаэль схватил девушку в охапку и поволок к погребу.

– Стой! Там отец! Он же дышит, мы…мы, – девушка начала рыдать.

Самаэль доволок дочь Освина до погреба, рывком открыл дверь, толкнул ее вниз и прыгнул следом.

– Он уже не дышал, – выдохнул Самаэль, закрывая тяжелую деревянную дверь на засов. – У него остановилось сердце.

Девушка, рыдая упала на колени. Самаэль сел у стенки и закрыл лицо руками. Погреб представлял из себя маленькую комнату с полками, уставленные банками с соленьями. На каменном полу стояли бочки с вином и пивом.

«Жалкий врун, он же ещё дышал! И ещё было время, чтобы спасти его! Но нет! Мы лучше будем рыдать, поскольку мы всего боимся. Плакса и трус! Так ведь дорогой Самаэль?»

Дара пронеслась мимо толпы. Из её самострела вылетела маленькая стрела. Она влетела в прорезь для глаз на шлеме Цефаса, пронзила глаз и поразила мозг храмовника. Головорезы даже не поняли, что произошло.

«Покойся с миром брат, мы обязательно отомстим за тебя, но это будет позже. Мне повезло, что орлиный глаз еще действует, но у меня не так много времени. Зелье северного волка очень быстро теряет свою силу».

Дара ворвалась в ошеломленную толпу и в одно мгновение оказалась за спиной Белого Бульдога.

– Стоять смирно, ублюдки! – заорала Дара, держа у горла Бульдога кинжал. По его шее уже стекала струйка крови.