Что-то меня напрягло в Наташкиной скороговорке. Она ничего не спросила про мои дела, ни за что меня не поругала, не поинтересовалась, что я буду есть на ужин, и не посоветовала жевать медленнее. Куда она могла так торопиться?

С этой мыслью я открыл холодильник, где стояла кастрюля с борщом, который мы с ней сварили в прошлые выходные. Сверху желтыми островами плавал застывший жир, огромным материком возвышался кусок вареного мяса, а под «островами» проглядывало Саргассово море из нарезанной капусты, свеклы, картошки и морковки. Борща мне не хотелось, я стал думать, как его уничтожить, чтобы не огорчать Наташку в следующий приезд. «Ладно, об этом я подумаю завтра», – пробормотал я бессмертные слова Скарлетт О’Хара и вытащил пачку замороженных пельменей.

Пока в кастрюле закипала вода, я снова стал смотреть в окно. Теперь там происходило что-то совсем непонятное. Пробки уже не было, лишь редкие машины с бешеной скоростью проносились по улице. «Мир перевернулся!» – подумал я, когда увидел ГАИшников, которые проехали мимо нашего дома, не обращая внимания на нарушителей скоростного режима.

Что-то во всем этом было странное! А тут, чтобы усилить сюрреалистичность происходящего, на горизонте показалась темная туча. Она закрыла полнеба, спустившись почти до крыш высотных зданий. «Надо позвонить Стасу!» – подумал я. Стас – это человек, который всегда был в курсе последних новостей. Если где-нибудь в Кении готовился военный переворот, то Стас об этом знал за два дня до первого выстрела. Погоду он предсказывал лучше Гидрометцентра. А когда спрашивали, как ему все это удается, он скромно показывал на свою голову и загадочно улыбался.

Телефон Стаса молчал. Я слушал длинные гудки и не понимал, куда он мог деться. Стас вставал от компьютера только для похода на кухню за пивом или кофе, в зависимости от времени суток. И то, что он не ответил, было еще более загадочно, чем поведение водителей на нашей улице.

Включив телевизор, я пощелкал каналы и с облегчением узнал, что Хуан все-таки собирается жениться на Лоле, какая-то поп-звезда сделала новый макияж, а Америка опять готовит козни против остального мира. Решив просто подождать развития событий, я съел сварившиеся пельмени и сел к компьютеру.

Сказать, что голова соображала плохо, значило сделать комплимент моей голове. Она вообще ничего не соображала! В левом виске пульсировал сосудик, глаза открывались с трудом, казались забитыми пылью. За час я смог изменить только шрифты заголовков и поставить пару запятых на первых страницах. Ну что за день! На работе меня постоянно дергали практиканты, надеясь, что я знаю больше, чем они, потом я сидел два часа на бессмысленном совещании. В итоге меня доконал шеф, вызвав в кабинет и проведя часовую беседу о моей роли в мировой истории вообще и в нашей лаборатории в частности. От осознания того, что вечер, как и прошедший день, может оказаться пропащим, я огорчился и стал думать о том, как себя взбодрить. Кофе я сполна наглотался на работе, а потому решил принять прохладную ванну.

Между тем, стало резко темнеть. Огромная туча подползла совсем близко. Рваными краями она приближалась к кроваво-красной луне, поднявшейся над силуэтами крыш. Из тучи выстреливали молнии, где-то вдали бушевал ливень, свисая серыми полосами с нижнего края черноты. У нас еще было сухо, лишь поднявшийся ветер гонял по дороге опавшие листья, обрывки газет и пластиковый мусор. На улице не было ни машин, ни людей. Я услышал, как где-то хлопнула форточка, а потом раздался звон разбитого стекла.

И тут пришло что-то новое. Страхи почти исчезли, но мне вдруг безумно захотелось нырнуть в постель, укрыться с головой одеялом и зажмурить глаза. Никогда я не хотел спать так сильно, как в тот момент. Пульсирующий сосудик превратился в молот, который стучал где-то внутри черепа, глаза почти не открывались, во рту было сухо, а в ушах к ударам молота примешивался противный звон. «Нет, так не годится», – пробормотал я, направляясь к ванной. Я решил взять себя в руки, залезть в воду и только после этого нырять в манящие белые простыни. Как добирался до ванной, я уже не помню, но помню, что это было навязчивой идеей.