Он видел. Он думал.

Думал, что видел. И радовался этому.

– Э-ге-геееей, – раздавалась над крышами домов каждый день-деньской… – Я лучше всех! Я вижу вас, и я говорю вам – летите. Летите, говорю я вам. Я – ваш повелитель, так летите же.

И они летели, все-все: мягкие пассаты и могучие северные вихри, легкие дуновения знойного полдня, тайные вздохи полночного мира – устремлялись в сторону, которую он указывал серебряным жезлом.

А он смеялся. От переполнявшей его силы. От радости творения. Ведь он стал творцом – творцом Пути. В который отправлялись ветра после встречи с ним.

Он видел далеко, и мало кто избегал пытливого взгляда. Самый могучий и высокий в этом уголке мира, что состоял из черепицы и металла, а также из провалов, зияющих между ними.

А вдалеке к небу уходила огромная синяя полоса чего-то невероятного – зыбкого, но спокойного. Море манило взор, и он наблюдал за ним.

Да, он наблюдал за ним, потому что мечтал. Ведь мечта есть у каждого, чем же он хуже?

Маленькая мечта, для кого-то пустячок – увидеть восход. Тот краткий миг, когда над синей полосой появляется маленькая искорка изнанки мира. Появляется и растекается по тонкой линии горизонта, а затем разливается золотым сиянием. Заревом восходящего Солнца, предлагающего миру теплые объятия, так похожие на объятия матери, чего, увы, он был лишен. Ведь он был всего лишь вещью.

Каждую ночь он готовился и ждал. Ждал. Но, каждый раз от него требовалось участие в делах мира. Ведь он указывал путь ветрам.

И он со вздохом отворачивал взор от заветной полосы между небом и водой и указывал им путь, путь в бесконечность. Он не завидовал ветрам, их беспечной свободе бесконечного полета, нет, ведь это он говорил им, куда лететь.

Каждое утро, день за днем, неделя за неделей… и уже начали меркнуть краски на теле, и глаза стали заплывать пылью. Но кое-что не менялось – он находился выше всех. И видел больше и дальше.

Он видел там своих дальних собратьев, что занимались тем же, что и он – крутили ветрами. От повелительных криков родичей стоял неумолчный гомон, а он смеялся – над их тщетными попытками возвеличивания. За его счет! Потому что знал – это он Повелитель Ветров. Он и никто больше. И они не умели мечтать, не имели великой маленькой Мечты. Мечты о восходе. О миге пробуждения жизни.

Он догадывался – они завидуют ему. Завидуют его высочайшему положению, в котором они всего лишь тени его величия.

И лишь старый Кот, приходящий греться на крышу оставался вне его власти. Он часто приходил, этот щурящийся от солнечного тепла комок шерсти, клыков и кривых когтей. Давным-давно забывший молодость. Родившийся в какой-то темной нише на краю сточной канавы. Но он помнил язык матери, дарящий тепло. Помнил её соски, дарующие еду. Помнил зубы, прихватывающие загривок сына в миг опасности. Помнил перестук ее когтей, когда она танцевала с тенями в лунном свете.

Кот помнил времена, когда таился в тенях промеж домов, не рискуя выйти к Солнцу. Что ж, это было… но давно. А потом он стал Котом.

Кот стал Котом, и грелся там, где хотел, когда хотел, сколько хотел. Он любил приходить на эту высшую точку местного мироздания и нежиться в горячих лучах Солнца, не жалеющего сил на черепицу крыш, даруя ровное тепло, столь полезное кошачьим костям. А еще Кот любил молча глумиться над этим созданием, что мнило себя властелином ветров. Всем своим видом кошак выказывал невероятную глубину заблуждений гордеца с жезлом, не утруждая себя высказыванием сентенций на эту тему. А просто лежал рядом, и тихонько млел от сознания собственного превосходства.