Память вдруг всколыхнула лица, образы. «Единственное окно в душу… и через это окно – увидеть того таксиста в момент, когда он от своей картины отказывается… ради тещи…»

– Я знаю, – улыбнулся Павел. – Я знаю, почему он так сделал. Я видел этого таксиста.

– А теперь скажи мне: конечно, Мартин Сато – мерзавец, но разве это не дело, которое ты искал и должен был найти? Когда человек отказывается от своей выгоды и своей страсти ради другого – разве это не подвиг? Ну что, дальше тебе разжевывать или сам разберешься?

– Спасибо, Викентий Петрович! – Карев едва не захлебывался от радости. – Дальше я сам! Спасибо! Вы гений!

– А вот это ты брось! Переговори с таксистом и завтра подашь нормальный отчет. А Орден Мужества ты все же получишь. И не спорь. Для того, чтобы признаться в собственном бессилии и отказаться от незаслуженного, но лакомого куска, тоже нужно мужество. И немалое. К тому же… – Петрович заговорщически улыбнулся, перегибаясь через стол, – если окажется, что ты не герой, придется инициировать «черную» комиссию, которая будет разбирать вопрос ответственности того, кто послал тебя на Тират. А зачем нам это надо?

– Если вы смотрите эту запись, значит, дело моей жизни осталось незавершенным, – пожилая женщина строго глядела с экрана. – Мне горько сознавать, что я так и не смогла найти подлинных единомышленников или учеников. С пониманием отношусь к тому, что мой сын не разделяет этих целей, однако не вижу другого выхода… – госпожа Феклина на миг запнулась и отступила к серой громадине камина. – …кроме как поставить ему условием… Если Сережа хочет получить наследство, он должен отыскать человека, который мог бы адекватно донести до сведения общественности собранные мною материалы. Прости, сынок, но я действительно не знаю, кому еще это поручить.

Госпожа Феклина вопросительно посмотрела куда-то вправо, и запись прервалась.

– А что за материалы имеются в виду? – поинтересовался щеголеватый следователь с вздернутыми кончиками усов.

– Это касается темы диссертации моей клиентки, – уклончиво ответил нотариус Иваненко и нервно поправил одинокую прядь волос на лысине.

Вторжение усатого господина из Предпоследнего дознания ему было крайне неприятно. Пусть представитель спецслужбы, пусть с ордером, а факт остается фактом: пришлось огласить завещание постороннему лицу, да к тому же до фактической смерти клиента. А теперь еще и материалы…

– Я бы хотел взглянуть на них.

– Не вполне уверен, что ваш ордер дает такие полномочия, – осторожно возразил нотариус, разглядывая бланк с характерной эмблемой – два синих треугольничка в круге. – Ведь Ольга Федоровна еще даже не умерла… окончательно.

– Из четвертой стадии комы никто не возвращается, – буднично ответил следователь, оглядывая аскетичное убранство офиса. – Вам, надеюсь, доводилось слышать о специфике нашей службы? Если сомневаетесь в моих полномочиях – проконсультируйтесь с начальством.

Начальство уже дало инструкции: оказать всяческое содействие. Вздохнув, Иваненко смирился с неизбежностью беспорядка. Что ж, отчего бы в этот слякотный ноябрьский день и впрямь не случиться какой-нибудь пакости?

Он отыскал формуляры в базе, вывел бланки, положил на стол:

– Заполните здесь и здесь, господин…

– Карев, – напомнил следователь, доставая из кармана пиджака серебряную ручку.

Пока он расписывался, Иваненко с кислой миной на лице открыл сейф. Нотариус был человеком педантичным, поэтому обстоятельства, вынуждавшие не только мириться с нарушением, но и самому его совершать, казались издевкой судьбы.

– Вот и чудненько. – Карев поднялся и протянул руку за инфоконом.