По обледенелому «карману» он выехал на проспект, названный именем пламенной революционерки Коллонтай, валькирии революции, как её называл Троцкий. Здесь, в так называемом Весёлом посёлке, множество улиц было названо «весёлыми» фамилиями героев революции. Серой чередой замелькали однотипные бетонные многоэтажки.

«Сколько же страданий таится за стенами всех этих домов, сколько мерзости, боли, трагедий, сокрушительных крахов судеб, неожиданных смертей спрятано за ними. На виду благообразная пристойность столичного города, трёхсотлетие которого совсем скоро собираются встретить широко и помпезно, истратив на это колоссальные средства. Шикарные клубы, сверкающие рекламой магазины, с полками заморского товара, отели, супермаркеты, торговые центры, красивые фасады, призванные создать видимость европейского города, а на поверку вот такие подъезды, как в доме Егора и такие семьи, где люди и дети живут без любви и надежды. Жизнь без надежды делает людей равнодушными к чужим бедам, совсем ужасен финал, когда и к себе человек становится равнодушен. Когда он перестаёт слушать свою душу, забывает о ней, а она замолкает, прячется в глухом подвальчике, покрывается жиром оттого, что не работает, не горит жизнью, лишь мерцает тихо, вспыхивая только при каких-то потрясениях. Закостеневший человек боится говорить со своей душой, потому что, не дай Бог, она вдруг начнёт будоражить его, попытается его разбудить, станет мучить его, напоминать ему о несбывшихся мечтах, преданных людях, ошибках, которые хотел исправить, но не исправил. Душа атрофируется, как любой орган, который остаётся без работы. Суета сует. Мой недавний пассажир, старичок с мыслями Григория Сковороды, говорил о жителях городов, как о собирателях ненужных вещей, о теплохладности, об адской силе денег, атомизации, большей скорости жизни горожан по сравнению с жизнью сельчан. И неглупый азербайджанец Тельман говорил о том же, что горожанин бегает, смотря в асфальт, под которым канализация, забыв про звёзды на небе. И это так. Вопросы хлеба насущного и зимних ботинок для многих в наши времена уже становятся не актуальными и, слава Богу, но миллионы сытых атомов в ботинках и пальто проносятся мимо оборванца, нищего попрошайки, не бросив ему монетки на кусок хлеба, не вспомнив, что ещё недавно они сами нуждались. Если души мертвы – мертвы и глаза. Такие глаза оживают только на виды, которые им приятны. Они недовольны видами бездомных и стариков, портящих пейзаж, не сжимается сердце у них от вида несчастных сородичей. Вот проносящийся мимо джип новой марки действительно ему интересен. Жгут сердце мечты купить такой же, хочется сменить свою «Мазду», хорошую, не старую ещё машину на такой джип. С завистью провожая взглядом чудо автопрома, индивид тяжело вздыхает: нужно достроить в доме третий этаж. Зачем? В семье всего три человека и прибавление потомства в планы не входит. Но человек суетиться, запасается впрок: в его доме не один холодильник и телевизор, две дюжины костюмов и несметное количество рубашек, он заботится о здоровье – ходит в фитнес клуб, покупает в аптеке дорогие витамины. Я недавно видел сам, как в аптеке подобный деловой, по всему, господин исходил из себя в досаде на бабушку впереди него, берущую флакон корвалола за три рубля шестьдесят копеек. Он весь кипел, оттого, что дрожащая рука бабули никак не могла собрать сдачу со своих пяти рублей, брошенную на блюдце угрюмо и раздражённо за ней наблюдающей продавщицей. Эти копейки никак не шли в трясущую руку старушки, кожа которой была похожа на старый пергамент. Руки эти, по всему, мёрзли в морозные дни блокады и, наверное, выстирали за жизнь такое количество белья, что его хватило бы на целый полк. Они не слушались её, а занятой и респектабельный сноб позади неё нервничал и морщился, нервно топтался. Не пора ли уже сделать отдельные элитные аптеки для таких господ?! – подумал я тогда. Когда же она ушла, наконец, унося свой заветный корвалол, господин взял дорогие витамины и крема, и о, метаморфоза! лицо продавщицы засветилось почтительным, услужливым светом, глаза излучали благожелательность: перед ней был достойный внимания и уважения респектабельный господин, а не какой-то забулдыга, пришедший за бутылкой «Боярышника на спирту», или старик берущий «Парацетамол». Вот они виды современного города, виды его нравов. Всё больше презрения и снобизма к лохам-неудачникам, почти исчезло представительство народа во власти, культуре, общественной жизни, жизнь народа всё меньше освещается в СМИ, но ярко выпячивается жизнь удачливых, поймавших птицу счастья за хвост. Они везде: в журналах, телевизоре, рекламе, на радио. И это не инопланетяне, это тот же народ, но принявший правила игры, перерождающийся в выползней и снобов разной ипостаси. Как быстро изменился менталитет! Недавно читал статью Бодлера, в которой он ярко обрисовал парижских снобов своего времени! Поэт мог быть прекрасным публицистом, представив читателю три образчика снобов. Актёра, предвкушающего извращённое удовольствие при мысли, что он надует и заодно прослывёт милосердным, всучив фальшивую монетку нищему. Остряка, однажды сказавшего поэту: «Почему эти нищие не надевают белых перчаток, когда просят милостыню? Они сколотили бы целое состояние». И двойника остряка, брякнувшего: «Не подавайте этому оборванцу – его лохмотья недостаточно живописны». Буйно растут и у нас такие бездушные остроумные «парижские» экземпляры. Не лузеры – победители. Победители своего народа», – думалось Денисову.